Но перед тем как идти на болото и на зайцев, надо было выполнить спешную работу.
Километрах в пяти от кордона, в 47-м квартале был горелый участок леса. Пал прошел летом прошлого года. Пожару не дали разгореться — потушили. Большие березы и сосны остались целы, а поросль погибла. Весной я пытался ее вырубить и спалить, но корешки плотно держались за землю, и, когда я рубил стволы, мне казалось, что они живы. Я промучился три дня и оставил дело до осени.
Теперь чахлые деревца прогнили и валились на землю сами. Лишь некоторые выжили, неумело зазеленев.
По пути я рассказывал Климу о своем обходе. Он не слушал меня. В его глазах я выглядел сентиментальной барышней. Мы не понимали друг друга.
Я не хочу его порицать, Клим — славный парень; судьба уготовила ему нелегкое будущее, и, если ему придется сложить голову, он не станет прятаться за спины других.
Становилось ясно, почему я так нерешительно отозвался на его предложение. Будь это раньше, я бы не раздумывая бросил все и махнул рукой. Жить надо так, чтобы не было душевного стеснения, чтобы не корить себя за отступничество. Хуже нет, когда в двадцать два года начинаешь думать о своем здоровье больше, чем положено. Нет, здесь, конечно, играла роль не болезнь. Долго мои мысли ходили вокруг да около, и наконец я понял: лес прочно вошел в мою душу. С тревогой и радостью я думал о своей зародившейся привязанности к лесу. Он становился для меня чем-то большим, нежели древесные насаждения, и сам я был иным, нежели этакий примелькавшийся нелюдимый мужичок-лесовичок.
Мы жили с ним вместе, как братья: я, молодой парень, и он, поседевший от времени и мудрости. Я ощутил его вечность, его влияние на характер моего народа. Из его зеленых недр вышел русский народ, со всеми своими достойными качествами.
Почему бы мне не беречь и не охранять его от всех внешних и внутренних врагов?
Кроме того, здесь я обрел то чувство, которое заставляет человека удивляться. Жить так, словно это для тебя первый и последний день в твоей жизни.
Каждый раз, попадая в Ленинград, на Невский, я с удивлением вглядывался в лица людей. Я замечал, какие у них губы, глаза, волосы, удивлялся обычной улыбке.
Я глядел на их ноги и думал, по каким дорогам они пойдут. Глядел на руки. Что они делают и будут делать? Город выбивал меня из привычной колеи: объявления о наборе рабочих на стройки Сибири и Дальнего Востока, вокзалы, корабли, гавани.
Но я смирял себя. Я говорил: «Подожди, дорога, не зови. Потерпи немного. Все будет».
