Лесные сторожа | страница 2
В конце октября, дождливой погодой, я выписался из госпиталя, уложил в чемодан свои немногие вещи и отправился на кордон.
На мне был бушлат, черные суконные брюки, кожаные ботинки, словно я только что списался с корабля. На Восточно-Выборгском шоссе я «проголосовал» на попутную машину и влез в кузов. От ветра и дождя я прятался за кабиной, а концы ленточек бескозырки держал в зубах.
Шоссе пролегало через окраины города и терялось в далеком лесу. Быстро пронеслись многоэтажные дома с усатыми антеннами телевизоров, вывески магазинов, газетные ларьки, последняя трамвайная остановка с редкой горсткой людей.
Лес приближался. Небо над головой сузилось и потянулось длинным окном в хвойной раме сосен. Палые листья не гнались за ветром, а липли к мокрому асфальту. Дождь стучал по крыше кабины и лез за воротник.
Я ехал и думал о том, что ожидает меня на новом месте. Приятного в моих размышлениях было мало. Раньше в лесу я не жил и представлял себе глушь и угрюмых серых людей.
Мои грустные мысли рассеял попутчик, примкнувший ко мне по дороге. Глаза у него были черные, озорные, а чернее глаз — брови; они шевелились при каждом слове, выражая удивление, гордость или насмешку, брови толстые, как гусеницы.
Парень уступил мне половину своего плаща, и мы разговорились. От меня он узнал немногое, — что я еду на кордон работать лесником, а был матросом. Зато я почерпнул от него массу новостей. Оказалось, что он мой сосед и часто бывает в моем лесу.
Он сообщил, что на кордоне живет дед Иван — «скупой сыч и огарок».
С подчеркнутой небрежностью мой попутчик достал из кармана пачку папирос, очень дорогих, какие обычно залеживаются на прилавках магазинов, выудил оттуда две папиросы и сказал:
— Ты на этого огарка не гляди, — ты за меня держись. Я вижу, ты парень свой.
Будем жить душа в душу. Я тебя в обиду не дам, первым человеком будешь. Тебя как звать?
Я назвал себя.
— А меня Васька Беглец, труженик села и с этой минуты друг до гроба.
Я удивился его странной фамилии.
— Это не фамилия, — сказал он и засмеялся, — это в селе меня так кличут.
Дело тут было с овсом: пришили мне кражу, — дал я тягу, да поймался.
На сорок седьмом километре я остановил машину. Расстались мы с Беглецом друзьями. Он махнул рукой, и в последний раз я увидел его черные насмешливые брови. Кто знал, что с этим «другом» у нас схлестнутся дорожки не на жизнь, а на смерть?
Я огляделся вокруг. С левой стороны стояли два домика. От дождя и времени они почернели; один из них наклонился и сиротливо поглядывал на улицу узким окном. Вековые сосны стояли рядом. Это были обычные домики, каких много в северной России, домики-крепости, домики-сторожа, принимающие на себя удары зимних вьюг и безрадостной осени.
