— Помилование? Мне? За что?
— Ну… Дело отправят на доследование, там проведут повторную психиатрическую экспертизу, признают невменяемым… ерунда. Пару месяцев посидишь почти на санаторном режиме, вредных процедур к тебе применять не будут, позаботимся. Присмотр, кормежка, а там выйдешь тихо, все позабудется. И ступай себе с Богом.
Кирилл мучительно вздохнул.
— То есть: я выступаю вашим сторонником, своим поведением привлекаю к вам симпатии — открываю ваше милосердие, доброту, радение о благе жителей…
— А что, не так? Или, по-твоему, милосердие ходит в слюнявчике? С этим стадом расслабиться не моги. Да они сами друг друга порежут и пожрут! Толпа как дети, блага не понимает и добра не помнит. У любви к народу, паренек, рука должна быть железная. Короче, выбор у тебя небольшой. Ответ сейчас.
— Да. Душа или жизнь. Так это не выбор.
— Не понял, о чем ты мямлишь. Так договорились?
— Нет, ваше превосходительство. Я скажу на суде все, как есть.
— Что — «все»? Как — «есть»? Кому ты скажешь, дурень? Кто-то услышит что-то новое? Глаза раскроет? Уши прочистит? И что — что-то изменится? Декабрист разбудит Герцена? И что в итоге — ты историю учил?
— Я скажу, что единственный путь быть человеком — это каждому здесь и сейчас делать все по совести и уму.
— Уму. Муму! Знаешь, как это называется? Вялотекущая шизофрения. Тебя действительно в психушку надо. — Толстяк плюнул и подытожил устало: — Несешь детский лепет, а сам с бомбами бегаешь. Ну и подите вы все к черту!
Я умываю руки.
Он действительно отворил в дубовой панели позади стола неприметную дверцу в помещение для отдыха, оттуда — в ванную, взял душистый французский «пальмолив» и открыл горячую воду.
Косой серый дождик моросил на Поклонной горе. Асфальт дымился, и пелена подернула контуры дальних высоток.
В прокуренном «рафике» пришлось нудно ждать завершения приготовлений. Кирилл владел собой и выглядел вполне спокойным. Конвоиры, зажавшие его с боков на заднем сиденье, чутко фиксировали любое движение. От колючих волглых шинелей удушливо припахивало псиной.
Крест подвезли на грузовичке с открытой площадкой, на ней торчала колонка портативного подъемного крана. Грузовик остановился возле узкой, колодцем, ямы, намотав на переднее колесо жирную рыжую глину, оплывающую кучей у края.
Двое работяг в брезентовых куртках и касках спрыгнули из кабины. Один застропил крест и махнул. Другой нажал на кнопки маленького черного пульта, соединенного кабелем с краном. Крест косо всплыл в воздух.
