Монумент очень медленно кренился, рухнул, исчез. Порскнули вдали гранитные крошки ограждения. Два крупных бронзовых обрывка плыли в небе и кувыркались, как подбитые птицы из страшной сказки про Синдбада.
Раздался сравнительно негромкий после взрыва грохот падения.
Острые развернутые язычки металла торчали из основания, как клумба абстракциониста-металлиста.
— Так даже лучше, — с задумчивым удовлетворением сказал Кирилл, слыша свой голос внутри головы, уши оказались заложены.
— Христофор Колумб, — сказал он, — Петру родственником не был и нас не открывал. Что ж это, в самом деле, за уподобление русских туземцам, открытым европейцами? А если ты дикарь, так за себя и отвечай.
Вдали пересыпался звон сползающих по стенам и подоконникам стекол.
— Сладкое вредно, — утешил Кирилл фабрику.
Напоследок зазвенело совсем тихо и мелодично. Выхлестнуло витраж в Храме Христа Спасителя.
Тогда загудели машины и раздались голоса.
— Итак, дубина, ты хотел взорвать храм. — Хозяин кабинета захлопнул пухлое Кирилловское «Дело» и сдернул очки. Глубокая вечерняя тишина ощущалась во всем здании, камнем объяв огромный в пять окон кабинет. Конная статуя мокла на площади.
— Ну еще бы… — пробормотал Кирилл, переминаясь на ковре, и попытался приличнее пристроить скованные спереди наручниками руки: от гениталий поднял их к груди, но поза образовалась молитвенная, пришлось опустить обратно. Покушение на устои веры и государства… Да для чего мне это надо? Я никому не враг, господин… товарищ… или — ваше превосходительство?
— Но повреждения нанесены! — Сидевший пристукнул ладонью.
Кирилл подумал, что лицо лысого толстячка похоже на колобок, не слишком старательно скрывающий в себе взведенный стальной капкан.
— Я понимаю. — Он вложил в голос сердечное сочувствие: — Храм — как бы детище, вот вам и обидно. Так я наоборот. В смысле, — добавил он поспешно, зачем же такой храм оскорблять таким безобразием?
— А храм, значит, нравится? — переспросил хозяин (не то насмешливо, не то примирительно, не то капкан изготовился щелкнуть).
— Честно говоря, нет.
— Что так?
— Довольно безвкусная коробка. Непропорциональная. Громоздкая. Но стоять, считаю, должен. Все же святилище. Символ.
— Ты, значит, считаешь себя вправе самолично распоряжаться, какое искусство нужно москвичам? А какое — взрывать?!
— Я не самолично…
— А как? Группа? Бандформирование? Или референдум провел, а я и не знал?
— А вам известно, что в народе говорят?
— Мне известно, что в народе говорят, — уверил хозяин кабинета, и тень от лампы накрыла половину лица, как козырек. — Я и сам не аристократ.
