— Ей все равно. Ее заботит лишь другая «дочь» — текила. Говорит, она придает ей мужества.
— Это погубит ее.
— Она для меня даже больше мертва, чем папа.
— Возможно, она изменится, — но даже он не мог скрыть недоверия в своем голосе.
Я равнодушно уставилась перед собой.
— Мистер Косвей ясно объяснил, что все мы стараемся адаптироваться к своему окружению и меняемся вместе с ним. Это механизм выживания. Большинство изменений происходит не осознанно, а вынужденно. Мамино окружение никогда не изменится. Она будет сидеть в своем роскошном доме, который купил ей отец, и пить, пока не откажут почки.
Хоук снова усмехнулся, но смех вышел сухой, как деревяшка.
— Когда ты успела стать такой мудрой? За прошедший год ты охренеть как изменилась. Его смерть украла у тебя наивность.
— Трусливые твари украли у меня отца, — я посмотрела на свои руки, чувствуя себя как никогда опустошенной. — И теперь закон собирается украсть у меня тебя.
Он поджал губы.
— Хотел бы я увидеть, что из тебя вырастет, Тайлер. Что-то мне подсказывает, это стоит увидеть.
Мне бы тоже этого хотелось. Хоук был для меня источником света в действительно темный период моей жизни. Не уверена, что вообще смогла бы выжить без его поддержки. И я испытываю к нему глубокую привязанность.
— Ты была моим маленьким лучшим другом, правда? Научилась всему, что нужно знать о машинах, да?
— И как стрелять из пушки, — ответила я, и в груди потеплело от воспоминаний.
— Твой отец гордился бы тем, как далеко ты продвинулась всего лишь за год, — сказал Хоук. — Он любил тебя. Ты знаешь об этом? Никогда не говорил, но так и было.
— Да.
Он повернулся к рядом стоящему холодильнику и вытащил еще одну бутылку. Хоук собирался напиться в стельку, что было крайне редким зрелищем. Будучи президентом клуба, он всегда себя контролировал. Это первый и единственный раз за все время, когда я видела, что он так пил.
— Что ты собираешься делать? — спросила я, пытаясь оживить разговор.
— Честно? — ответил он, поднимая голову к ночному небу. — Хочу в последний раз просто полюбоваться на звезды.
Я изумленно наблюдала, как он заглатывал содержимое одной бутылки за другой, пока на его лице не отразилось все то напряжение, надежно скрываемое им внутри. Движения его груди замедлились, руки сжались в кулаки, но он никогда не давал выхода своему гневу, как бы зол он ни был в данный конкретный момент.
Выплескивать гнев было ниже его достоинства.
Мое сердце заколотилось от дурного предчувствия. После убийства папы наш клуб был на грани развала, и теперь без Хоука может произойти то же самое. Дождавшись, пока он напился до такого состояния, что едва мог двигаться, я встала и залезла к нему на колени, застав его врасплох.
