Валя хлопала глазами.
— Васечка, Фуджик… — лепетала она. — Говорится и по-другому: «Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» Вот как. А еще и так: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?» Это любимые речи Мартыновны, про птиц особенно. И все у нас это любили, такие-то слова. Даже Мюсляй, нехристь, повторял, что ага, ага, мы как птицы небесные, пусть и подают нам, голубей же кормят батонами.
Вася безжалостно принялся есть. На ясные карие глаза Вали навернулись слезы.
— Ва-а-ся-а… ты же не такой злой, ты же лучше, зачем так-то себя уродоваешь?
— Ладно. На этот раз так и быть, — сказал Вася. — Иди в зеленый дом с желтыми окошками. Там бабка Васильевна тебя ждет. Но учти, не пойдешь со мной в шеды — ничего больше не получишь.
— Пойду, пойду, — бормотала Валя, торопливо обуваясь. — В шведы, так в шведы, с тобой куда хошь.
— Хыхыхыхх! — засмеялся Вася. — Хыхыхыхх!.. Засел у тебя в голове север.
Валя вышла из вагончика, но тут же вернулась.
— А что ей сказать? От кого я? От тебя?
— От себя. Мы в работниках с тобой у фермера Бориса Юрьевича. Вот и все. По пять тысяч нам будут платить, да еще кормежка. Чем плохо? К половодью получим тысяч десять да и отчалим. Главное, здесь документов не требуют.
Валя снова исчезла, но опять показалась.
— Фасечка, а может, ты за моей коробкой сходишь? Ну? Нууу? А то я боюся. А потом уже вместе будем ходить. Обещаю, обещаю, обещаю. Но не клянусь.
Вася перестал есть.
— Почему это?
— А потому. Потому что от лукавого. И надо только говорить: да и нет, но не клясться. Грех клясться. И небом грех, и Иерусалимом. И даже своей головой нельзя. Потому как не сделать ни одного волоса самому ни белым, ни черным…
— А рыжим? — спросил Вася.
— Он все может.
— Кто, боженька?
— Не поминай, Вася, имя всуе. Семьдесят Второй этого не любит.
— Чего? Кто-кто?
— Ох, Фасечка, сходи, а? Ну пожалуйста, по-жа-луй-ста. А? А?
— Нет, не пойду. Она подумает, что я хочу за себя и за тебя уплетать. Не пойду. Баста.
Валя покорно вздохнула и вошла в вагончик.
— Ты чего?
— Боюся.
— Хыхыхх!.. В туалете под землей жизнь проводить она не боится, вместе с гоп-компанией-то? Там небось у вас и убийцы, воры, насильники всякие. Кликухи какие: Мюсляй, Генерал, Мартыновна… И милостыню клянчить не в лом. А тут — ну белоснежка прямо, дюймовочка. Хыхыхх!
