Обжалованию не подлежит | страница 69
— Не здорово.
— Не здорово, — соглашаюсь я.
— Да, чуть не забыл… Ленка уехала.
Теперь, судя по всему, моя очередь расспрашивать и удивляться… Но я не буду удивляться — надоело…
— Надолго?..
— Ага… В отпуск… Хотела, говорит, попрощаться. Да у Лешки с Димкой телефон вечно занят. А до меня дозвонилась. Матери надо помочь. Сестра в техникум поступает. Старушка в годах, шестьдесят пять.
— А ты чего сказал?
— Я… Счастливого пути пожелал… Чего скажешь. Старушке шестьдесят пять — возраст не пионерский…
— А Коля знает?..
Сашкины брови завязались у переносицы, губы вытянулись, как если бы он собирался свистнуть.
— Это ты у нас специалист допрос уч-чинять.
Настойчиво задребезжал телефон. Сашка нехотя поднялся.
— Ну, я пошел…
Я подождал, когда потертый аппарат еще раз прозвонит, снял трубку.
— Ну, как там на третьем?
— Добрый день, Ипполит Кондратьевич.
Звонил Игин. Сашка ядовито ухмыльнулся.
Интересовались все тем же, ругали все за то же. Я слушал заместителя начальника стройки, а сам смотрел на Сашкины ботинки, минут пять назад он их так старательно чистил. Сашка тоже посмотрел на ботинки, потом в окно, снова на ботинки. Прикинул, куда бы сесть, махнул рукой, опустился на пол и стал разуваться. Я не удержался и захохотал.
— Все это очень серьезно, Алексей Федорович, не понимаю вашего веселья, — отрезал Игин.
Сашка понимающе кивнул: «Ты помрачней, ему легче станет».
Я помрачнел. Игин пообещал приехать немедленно.
— Ну как?
— Никак. Сейчас приедет.
— Иди ты! Дела-а.
Осторожно переступил босыми ногами по полу, толкнул локтем дверь и вышел.
Все проходит, но не все забывается… Жизненная очевидность, а привыкнуть не можем…
Сашка прав, маме шестьдесят пять, спорить не о чем.
— Ленка уехала.
Димка пожал плечами, словно знал об этом давно… Посмотрел на упругую струю пара, она вырывалась из котельной, сбил с каблука засохшую грязь…
— Старость надо уважать, — сказал Димка.
Я вздохнул, и мне чуточку стало легче.
Дожди шли однообразно и уныло. Сентябрь настраивался на нерадостную перспективу. Деревья, как бы на втором дыхании, посвежели. Листва набрала зеленую упругость, заговорили о грибной осени.
Я только что вернулся из треста, когда мне сказали: «Вас ожидают». Девчонке было лет девятнадцать, не больше, а может, и меньше. Худая, голенастая, с серьезными синими глазами.
— Вот, — сказала серьезная девчонка и протянула какой-то листок.
Я держал листок перевернутым, а она неторопливо с неясной значительностью пояснила: