Сашка улыбается хитро и по-доброму, как может улыбаться только Сашка.
— Понимаешь, — сказал я ему. — Настоящее лишь приходит на смену прошлому, оно не начинается с нуля.
Мы переглядываемся с Димкой. Не очень понятно, что следует делать нам. Удивляться, задавать вопросы, ждать, когда Сашка заговорит снова. А он, как назло, молчит. И тогда не выдерживает Димка.
— И это все?
— Нет, я рассказал ему о своем детстве.
— Что за чертовщина?
Димка пожимает плечами: «Час от часу не легче. Ну при чем здесь твое детство?» Сашка по-прежнему улыбчив и безмятежен.
— Берегите нервы, Дима. Когда я замечаю в подворотнях наших домов расклешенных мальчиков с гитарами наперевес, мне невольно вспоминается детство… Наше детство. Было такое время, когда мы, салажистые пацаны, ошивались на базарах, со смаком горланили полублатные песни, и наши глаза лопались от восторга и зависти, если кому-то из нас выпадал случай достать рентгеновскую пленку с записью Лещенко.
Столь странные увлечения находились под строжайшим запретом и потому интриговали нас до отчаяния. Прошедшие все и все наши родители были неутомимы: сначала восстанавливали, потом строили, потом реконструировали, наращивали темпы. Они вечно были заняты, куда-то спешили. И мы привыкли к этому. Однажды, заметив нас, родители удивлялись до невероятности.
— Боже мой, — говорили родители. — В кого они, эти дети? — И, видимо, отчаявшись найти ответ, махнули рукой.
— Война, — говорили родители, и все списывалось на войну.
Помимо родителей существовали учителя. Они стыдили нас. «Это безнравственно, — возмущались учителя. — Романтика беспризорного мира погубит вас. Одумайтесь».
Все были полны желания оградить, запретить, воспрепятствовать.
И вдруг случилось чудо. Кто-то надумал сочинить иные песни. Они тоже записывались на рентгеновской пленке (просто не хватало пластинок), и их тоже продавали на толчке. И люди стали петь эти песни хорошие и простые. И очень скоро все забыли Лещенко. И ничего не надо было оздоровлять, причем и запрещать тоже.
— Это все мы, — сказали строгие педагоги. — Они вняли нашим призывам. Как важно понимать душу ребенка…
— Вы знаете, что он сказал на это?
Мы разводим руками.
— Он потер виски и спросил: «Мне надо забыть о детстве или разучить новую песню?..»
— Нет, — ответил я. — Тебе надо ее сочинить. И тогда незачем будет доказывать: «Я лучше Климова!» Твои работяги — неглупый народ: поймут. Настоящее всегда приходит на смену прошлому. Заставить полюбить настоящее не так легко. Его надо сделать лучше прошлого. Николай никогда не вернется на твой участок… Ты воюешь с тенью.
