Обжалованию не подлежит | страница 37
— Значит, тебе повезло. Дуэли сейчас не в моде. Этому стоит радоваться.
— Наверное, но я не хочу везения. Испытания должны быть, понимаешь? Иначе мечта беспомощна…
— Ну а Лена? Она говорит что-нибудь?
Николай прикусывает губу.
— …Она спрашивает, чего мы ждем.
— Что ж, ее нетрудно понять. Чувства невечны, они могут пройти. Житейское беспокойство. Нелепо же, наконец, придумывать испытания.
— Пройти? — Николай удивленно разглядывает руки… — Нет… Нет. Так не бывает. Тогда это не моя мечта…
— Ты не прав, — неожиданно говорю я вслух.
Парень, сидящий рядом со мной в зале суда, равнодушно оглядывает меня с ног до головы:
— Чи-во?
— …На основании статьи сто сороковой, — слышится судейский голос, — параграф шесть Уголовного кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики Климов Николай Петрович приговаривается к трем годам лишения свободы…
— Как? — не сдерживаюсь я.
Сосед усмехается, качает головой:
— Слушать надо. Три года впаяли.
Я осторожно вытираю испарину. Все. Ждать больше нечего.
Суд окончен.
20 июля
Его нет с нами. К этому трудно привыкнуть. Страшит не его отсутствие, а сама мысль, что к этому следует привыкать. В те дни для нас не было частностей. Все казалось главным. Это от неопытности. Позже мы поняли — главное свершилось, а частности еще будут.
ПОСТАНОВИЛИ: исключить Николая Климова из рядов ВЛКСМ. Какое-то невероятное сочетание слов. В это невозможно поверить. Мы считались неплохими комсомольцами. А он был попросту вожаком в прямом и переносном смысле этого беспокойного слова. Мы знали — устав есть устав… Человек, привлеченный к суду, механически выбывает из рядов комсомола. Суд состоялся: приговор зачитан, остаются формальности или те самые частности, которые еще будут. Собраться, проголосовать, заполнить протокол. Ну, а если совсем невмоготу — посетовать на превратности жизни человеческой. Мало ли, совесть шалить начнет. Ей тоже покой нужен… Тут и пригодится. «Досадно, конечно. Ох, как досадно, но что делать. Иначе нельзя… Устав есть устав…»
Дело не в том, чтобы все понять… Это трудно, но возможно… Неизмеримо труднее пережить, привыкнуть.
Комитет комсомола стройки собирался трижды. Значит, не все потеряно. Сомневаемся не только мы. Хотели написать Харламову. Затем передумали. О чем писать? Повторять сказанное глупо. А нового что сообщишь… А через месяц узнали: Харламова переводят в Москву.
«Жаль, — написали мы в телеграмме, — но все равно поздравляем».