Я шла по улице и осматривалась, гадая, куда подевались все ходячие. Были заперты в своих домах? Блуждали по лесу? Вымерли? Они оставили свой след — проезжая часть и тротуары были окрашены полосами крови, где-то лежали конечности или тела. Я обходила их, отводя взгляд и смотря только вперед. Ну, пока не наткнулась на половину человека, которого назвала Дерзкий, поскольку он волочил ко мне свое искореженное туловище, щелкая зубами и глядя на меня мертвыми мутными глазами.
Я ускорилась, пытаясь определить, где лучше остановиться и провести обыск. Все здания были разграбленными, и моя надежда угасала с каждым шагом. Пока я не поравнялась с магазином игрушек.
Маленький бутик, завлекавший городских детей — на витрине были выставлены такие игры как корнхол, скутеры и маленький тетербол. В магазинах игрушек всегда продавались батарейки, что подарило мне луч надежды, осветивший мое плачевное душевное состояние.
Поначалу меня удивило, что магазин был почти нетронутым, но в итоге я пришла к заключению, что во время апокалипсиса едва ли кому-нибудь нужны плюшевые мишки или пластмассовые динозавры. То, как пыльные куклы смотрели на меня, проходившую мимо, было жутко. Всюду стояли стеллажи с настольными играми и мозаиками. С игрушечными поездами.
Когда я шла мимо глупых кукол, одна из них закричала, попросив меня стать ее мамой, отчего заорала уже я и, развернувшись, ударила ее в жуткое глазное яблоко. Механический голос начал растягивать слова и в итоге стих, как в каком-нибудь проклятом романе Стивена Кинга.
А потом из задней комнаты донесся шум.
Покрепче сжав оружие, я подняла его. Дверная ручка повернулась, и очень грубый явно мужской голос сказал из-за двери: «Я жив и безоружен».
Впервые за два года услышав голос другого человека, я моргнула, и у меня перехватило дыхание. Дверь медленно открылась, и моему взору предстало самое шокирующее и прекрасное из всего, что я когда-либо видела.
У него были длинные светлые волосы, завязанные в хвост и открывавшие лицо, поросшее густой косматой бородой. Яркие синие глаза наблюдали за мной так, словно он по отношению ко мне чувствовал то же самое, что и я к нему. А еще он был высоким, широкоплечим, с узкой талией и во фланелевой рубашке с закатанными рукавами.
Да, вид был прекрасен, поскольку прекрасен был сам мужчина. Но куда сильнее поражало то, что он был живым и стоял прямо передо мной.
Я не могла пошевелиться.
Он же замер с поднятыми руками.
