— Как он, доктор Швейцер? — спросил Пресвитер Иоанн.
— Gott sei dank[18], рана глубокая, но чистая. Он быстро выздоровеет.
Доктор продолжал зондировать и очищать рану, мягко нашептывая во время работы:
— Bitte. Bitte. Einen Agenblick, mei Freund[19].
Обращаясь к Пресвитеру Иоанну, он сказал:
— Этот человек из стали. У него как будто нет нервов, он замечательно терпит боль. Это один из великих героев, nicht wahr[20]? Вы Роланд? Может быть, Ахиллес?
— Его зовут Гильгамеш, — сказал Елюй-Даши.
Глаза доктора загорелись.
— Гильгамеш! Гильгамеш из Шумера? Wunderbar! Wunderbar![21]. Тот самый! Искатель вечной жизни! Ах, мы с вами обязательно должны поговорить, мой друг, когда вам станет лучше. — Из своей сумки он достал пугающего вида шприц для подкожных инъекций. Гильгамеш видел врача словно бы с огромного расстояния, как будто эта ноющая распухшая рука ему не принадлежала. — Ja, ja[22], мы обязательно должны поговорить о жизни и смерти, о философии, mein Freund[23], да, о философии! Нам так много нужно обсудить! — Он ввел иглу под кожу Гильгамешу. — Так. Genug[24]. Отдыхайте. Лекарство сейчас начнет действовать.
Роберт Говард никогда не видел ничего подобного. Все это как будто сошло со страниц его повестей о Конане. Огромный воин получил стрелу в мякоть руки, выдернул ее и продолжал биться как ни в чем ни бывало. А потом он вел себя так, будто у него всего лишь царапина, пока они несколько часов ехали в столицу Пресвитера Иоанн, пока их очень долго расспрашивали придворные чиновники и пока они выстояли бесконечную придворную церемонию… Господь всемогущий, какая выносливость! Правда, под конец Гильгамеш пошатнулся и был на грани обморока, но любой обычный смертный давно бы свалился, лишившись сознания. Герои действительно не похожи на обычных людей. Это другая порода. И посмотрите, сейчас Гильгамеш сидит совершенно спокойно, пока этот старый немец-доктор промывает ему рану и зашивает ее так бесцеремонно и поспешно. Он даже не стонет! Не стонет!
Внезапно Говард почувствовал желание оказаться рядом с Гильгамешем, утешить его, предложить откинуть голову ему на плечо, пока доктор обрабатывает рану, вытереть пот у него со лба…
Да, утешить его, открыто, грубовато, по-мужски…
Нет. Нет. Нет. Нет.
И снова появился этот ужас, это невыразимое, пугающее, непристойное желание, поднимающееся из сокровенных глубин его души…
Говард старался отмахнуться от него, вычеркнуть, прогнать, вообще забыть.
