Едва успев переступить порог, и увидев лежащую в постели вдову, а рядом доктора и отца, Анна Алексеевна тут же заговорила:
— Я так и полагала, так и полагала! Не к добру всё это, ох, не к добру! А он только отмахнулся, говорит, на его участке по пьяному делу каких только «чудес» не вытворяют.
— Кто он? И о каком чуде вы изволите говорить? — удивился писарь.
— Сегодня ночью мой муж, околоточный надзиратель Павел Никодимович Абиняков возвращался домой с работы. Участок его за рекой, как раз там, где расположено кладбище. Уже на подходе к реке, он увидел несущеюся вдоль моста закрытую повозку на рессорном ходу. Когда та проезжала мимо, то из своей профессиональной наблюдательности, муж успел заметить, что внутри сидит человек в чем-то красном с золотыми отблесками. Для острастки, муж окликнул: «Стой, кто такие?» Кучер было придержал лошадей, но из повозки раздался крик: «Кузьма Федотыч на кладбище возвращается!» — после чего возничий добавил лошадям прыти, и повозка скрылась из вида.
Как только, поминутно обмахиваясь платочком и глубоко вздыхая, госпожа Абинякова покинула дом, доктор и писарь удалились в другую комнату, обсудить случившееся.
— Хоть мне и удалось привести в чувства Наталью Акимовну, но она всё ещё очень слаба. Я дал ей успокоительных капель, пусть поспит. Для неё сейчас сон — лучшее лекарство. А вам, Аким Евсеич, доложу, — доктор отвел писаря в сторону и заговорил полушёпотом, чтобы кто из челяди не услышал: — Вся левая рука вашей дочери от локтя до плеча в кровоподтеках. Ну а следы зубов на шее… Получается, её щипали, а может и кусали… Но Кузьма Федотыч разве мог?
Аким Евсеич замахал руками:
— Чур, вас, чур! Что вы такое говорите? Может где о косяк ударилась?
— Тогда ей надо было только и делать, что ходить и о косяки биться. А уж укусы…
— Но Кузьма Федотыч… упокоился… — развел руки в стороны писарь.
— Вот и я говорю… — согласился с ним врач.
И оба, переглянувшись, замолчали.
— Я, право, в растерянности. Не знаю, что и думать? — Почему-то шёпотом спросил писарь.
— Мне, как человеку просвещенному… м-м-м… сама мысль, что Кузьма Федотыч из гроба восстал — претит! Но… есть очевидцы — слуги. И следы на теле вашей дочери… М… да. — В раздумье врач потёр себе лоб, склонил голову набок, разглядывая принесённый слугой поднос с вином и закуской.
Выпив по бокалу подогретого красного бордо и закусив нарезанной холодной телятиной, Аким Евсеич и доктор почувствовали непреодолимую тягу ко сну. Аким Евсеич решил остаться ночевать в доме зятя, а доктор направился домой. Проводив доктора, Аким Евсеич задержался в прихожей перед зеркалом:
