Распахнув слуховое окно, Оскар выбрался на крышу. Небо над Берлином успело затянуться тучами. Несколько симпатичных кудрявых облачков превратились в свинцово-сизую стену, медленно надвигавшуюся с запада. Свежий ветер пах дождем. Оскар прикинул: примерно через час польет как из ведра. Пора возвращаться домой.
Дорогу к своему жилью Оскар нашел бы и с завязанными глазами. Он легко перепрыгивал с крыши на крышу через просветы между домами, пробирался между водостоками и печными трубами, балансировал, словно трубочист, на крытых черепицей коньках. Ему нравилось наверху. Внизу оставались грязь, суета и уличный шум, а отсюда он мог без помех наблюдать, как внизу снуют люди, маленькие, словно муравьи. Он любил эту необъятную панораму крыш и отдаленный звон, доносившийся с колоколен церквей, стаи голубей, круживших и кувыркавшихся над городом. А иногда ему хотелось стать одним из них.
Через несколько минут он достиг конца своего путешествия: грязного дома на улице Ораниенбургерштрассе, расположенного наискосок от старой синагоги. Его фасад украшали маленькие балкончики с коваными решетками, которые соединялись между собой пожарной лестницей. По ним можно было легко спуститься вниз. Только между вторым этажом и тротуаром лестница отсутствовала, поэтому приходилось последние три метра преодолевать по водосточной трубе.
С обезьяньим проворством он спустился по лестнице, перебрался на трубу и через секунду уже стоял на тротуаре. Не обращая внимания на подозрительные взгляды пешеходов, Оскар задрал нос и отправился прямо в свою конуру.
Но не успел он пройти и десяток метров, как рука в черной перчатке схватила его за ворот и втащила в ближайшую подворотню.
– Наконец-то я тебя поймал! – насмешливо произнес глубокий и низкий голос.
Только теперь Оскар осмелился поднять глаза. Над ним возвышался незнакомец в цилиндре. Его лицо оставалось в тени, только глаза за стеклами очков мерцали, словно два водянистых кристалла. Оскар рванулся, но рука в перчатке держала его крепче слесарных тисков.
– Не спеши, – остановил его голос. – Ты куда-нибудь торопишься?
Мужчина поднес к его лицу другую руку, сжатую в кулак. Оскар попытался зажмуриться, ожидая удара, но внезапно заметил, что ладонь раскрывается. На черной коже перчатки белела горка какого-то тонкого порошка. Прежде чем он успел что-либо понять или подумать, незнакомец поднял ладонь, дунул, и порошок облачком окутал лицо воришки.
Оскар ощутил ужасное жжение во рту, глазах и носу. Он начал задыхаться и кашлять. Слезы выступили из глаз. Пальцы его царапали горло, а сам он судорожно хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Он предпринял последнюю отчаянную попытку вырваться, беспорядочно размахивая руками, как утопающий, но ничего из этого не вышло.
