Среди эмиграции | страница 85



Здесь же в начале площади Таксим, постепенно образовалась автомобильная биржа. На громадном протяжении, вдоль улицы, выстроились старые, изношенные «форден». Владельцы шофферы — русские беженцы. Это удачники-профессионалы, в большинстве офицеры. Около биржи, за барьером, ряд столовок, специально для посетителей шофферов. Около и дальше две парикмахерских и паноптикум. В паноптикуме демонстрируется женщина с хвостом и человек-зверь с каких-то несуществующих островов, который питается исключительно своим мясом. Владельцы паноптикума — греки, экспонаты — беженцы. Дальше в глубине цирк. У входа огромный широковещательный плакат, на коем разноцветными буквами говорится, что в этом цирке, небывалый в Константинополе и во всем мире, номер: «Женская французская борьба», участвуют лучшие силы русских, мадам Галя, Лиза и т. д. Перед началом выходит полуголая женщина, звонит в огромный колокол и на русско-турецком жаргоне кричит: «эффенди, гельбурда, русс ханум хорошо борьба» (господа, иди сюда, русская женщина хорошо борется). Это мадам Галя. На звонок и ее крики быстро собирается толпа зевак, турок и греков. Затем толпа, следом за ней, вваливается в цирк. Начинается спектакль. Несколько номеров и клоунов в восточном вкусе сменили две русских полуголых женщины. Началась борьба. Наконец, одна побеждена и лежит. Толпа дико кричит.

Напротив пл. Таксим, через дорогу, старые, с выбитыми стеклами и полуразрушенные турецкие казармы. Одно время они были заняты французскими войсками и техническими командами.

Мак-Магон и Таксим были известны беженцам не только в Константинополе, но и далеко за пределами его.

В казармах Мак-Магон также обосновался ряд предприятий беженцев: ночлежка, русско-американский гараж, курсы шофферов, ветеринарный лазарет, бега и скачки с собственной конюшней беговых лошадей.

Темная и холодная зимняя ночь, снег с дождем и северный ветер с моря, пронизывающий все насквозь. В темноте, по колено в грязи, пробираются одинокие сгорбившиеся фигуры вдоль казармы Мак-Магон. Наконец, за поворотом, вдали мелькает слабый огонек фонаря со свечой. Ход ускоряется. Все спешат скорее добраться до фонаря и укрыться от непогоды. Фонарь слабо освещает вход в калитку и огромную, зияющую чернотой, подворотню с колоннами. Это вход в ночлежку. Направо на возвышенности, при входе на лестницу, с фонарем на маленьком столике, сидит беженец-кассир. Все молча подходят к нему. Дрожащими, посинелыми, мокрыми от дождя пальцами достают из карманов пиастры и платят кассиру. Тот выдает билет с номером и записывает у себя номер билета и фамилию ночлежника. Последний, получив билет, уже более спокойно и медленно подымается наверх. С площадки направо, по полутемному коридору, ход в… «спальный зал». Огромный зал освещен тремя пятисвечными электрическими лампочками. Это бывшая казарма. Грязное, десятки лет неремонтировавшееся помещение. Кое-где с потолка льется вода; выбитые и заклеенные картоном окна, грязный и изъеденный крысами, с зияющими дырками пол, стоящая посредине железная печь, несмотря на то, что она все время топится, тепла не дает. Наконец, посредине и вдоль стен сплошные деревянные нары с тучами клопов и вшей. Кое-где, одиночками и группами, сидят темными пятнами группы людей. Это ночлежники, русские беженцы, собирающиеся сюда на ночь. Бездомные, оборванные, голодные и больные, они загоняются с улиц в эту грязную берлогу-ночлежку. Еще рано. Одни молча роются в своем грязном тряпье и ловят вшей, которых пачками сбрасывают на пол. Другие тихо беседуют и делятся впечатлениями и успехами истекшего дня. Третьи, около печки греют свои закостеневшие, посиневшие члены изможденного, худого тела и сушат промокшую насквозь рваную одежду и дырявые ботинки. Часть ушла в «буфет», который находится здесь на площадке лестницы. Обстановка буфета соответствует ночлежке, только немного больше света. За грязными столиками сидят беженцы. Каждый занят своим несложным делом. Пьют чай с куском хлеба, ужинают консервами с луком, пьют, наливая под столом, все ту же водку Кромского и К