Комендант посольского общежития, бывший исправник, кажется, из гор. Екатеринослава, в этот момент проявляет присущую ему энергию и распорядительность. Везде, где только происходило недоразумение, он наводил порядок «словом и делом». Беженцы его ненавидели, но терпели, как власть, поставленную свыше. Он пользовался особым благорасположением коменданта над всеми комендантами всех общежитий ген. Богдановича и кроме того он пользовался протекцией супруги ген. Врангеля. В конце-концов, он был с позором удален. Ему, как всегда, с очередным пароходом в Крым было поручено баронессой Врангель отправить партию обуви для крымского отделения Белого Креста. Эта обувь на пароход не попала, а очутилась на базаре в Стамбуле, где и была случайно обнаружена английской полицией. Как английского производства продаже она не подлежала. Произведенное расследование выяснило, что вся обувь была продана комендантом одной из русских комиссионных контор в Галате. Обувь была возвращена по принадлежности, пострадала лишь контора, комендант-исправник на некоторое время скрылся с горизонта, но затем появился вновь, но уже как владелец одного из русских ресторанов.
Кроме того, побудительной причиной, толкавшей беженство на возвращение в Крым, даже с опасностью остаться там в случае катастрофы — был Кемаль-Паша.
С самого начала появления беженства в Константинополе, имя Кемаль-Паши стало каким-то пугалом.
За успехами армии Кемаль-Паши, в борьбе его с греками и союзниками, беженство следило с неменьшим вниманием, чем за Врангелем и большевиками. Слухи о каких-то тайных договорах Кемаль-Паши с большевиками, направленных к уничтожению беженцев, к высылке их из Константинополя в другие страны, а то и просто в Советскую Россию, были постоянной темой разговоров напуганного беженства. Воображение беженства все время было направлено в сторону возможных опасностей со всех сторон. В особенности тяжелыми ночами для беженцев были праздники «Байрам». В течение, приблизительно, месяца турецкое население по ночам собиралось в мечети и там молилось. Начало моления и окончание сопровождалось обыкновенно оглушительным барабанным боем и орудийной стрельбой. Вот эта-то орудийная стрельба по ночам и заставляла многих из числа особенно панически настроенных беженцев просыпаться и дрожать, прислушиваясь к звукам стрельбы и барабанного боя. Они отлично сознавали, что эта праздничная стрельба турок. Что Кемаль-Паша где-то весьма далеко и спокойствие города охраняется десятками гигантов-дредноутов союзников. Страх терзал беженца. А вдруг, это внутреннее восстание, приуроченное к праздникам, что тогда делать? Союзники сядут на свои суда и удерут, а куда они денутся? Ведь турки вырежут всех иностранцев, а тем более, по договору с большевиками, русских и греков. Одна мысль страшнее другой овладевали болезненным воображением беженца. Месяц «Байрама» был месяцем ужаса и психических пыток. Между прочим, этот слух об опасности со стороны Кемаль-Паши кем-то все время и с определенной настойчивостью поддерживался и варьировался на разные лады. Определенно над этим вопросом никто не задумывался, но присутствие и участие посторонней силы будирования мысли об опасности — существовали. Эта мнимая опасность со стороны Кемаля и самих турок заставляла беженскую массу кидаться из стороны в сторону и лихорадочно искать пути к выезду в Крым и другие страны Европы. Но въезд в Европу для беженской массы был везде закрыт. Выехать могли лишь лица, материально обеспеченные и имевшие те или другие связи в других странах. Для рядовой беженской массы Крым являлся единственной отдушиной среди окружавших их невзгод и опасностей. Впоследствии, после эвакуации Врангеля из Крыма и окончательной ликвидации греческой армии в Малой Азии, не только среди русских беженцев, но и среди иностранцев начали открыто поговаривать о возможности вооруженного выступления турок в Константинополе. Цель выступления — захват Константинополя националистами и изгнание иностранцев. Открыто говорилось о возможности резни, и союзники деятельно готовились к обороне. В особенности переживали тревожные минуты греки. Некоторые из них ликвидировали за бесценок все свои дела и имущество, другие просто все бросали и десятками тысяч покидали Константинополь. Вся эта суматоха, беготня, бесконечные очереди отъезжающих около консульств создавали яркие картинки недавней русской действительности.
