Весь первый класс был занят «привилегированными».
Вот образчик несчастного, истерзанного беженства — старуха генеральша, лет 60–65, невероятно гордая сознанием, что ей удалось спасти от зверства большевиков — «невероятно милых» и хорошей породы… кошек и котят, которые, здесь же, в количестве 40 штук, в различных клетках расположены около нее. Так как ей с кошками не позволили быть в каюте, то она весь путь провела на палубе, укутанная пледами, подушками и перинами.
Не обошлось, конечно, без неприятностей и столкновений между пассажирами первого класса и «случайными» пассажирами второго и третьего класса.
Поздно, к ночи, все успокоилось и затихло. Только ритмически-правильные удары машины и плеск волн нарушали таинственную темноту ночи. Редкие фигуры пассажиров второго и третьего класса маячат, как тени, по палубе. Ночь сырая, холодная, но им душно… Их душат и волнуют кошмарные мысли о пережитом за последние три года. Их страшит мысль о будущей жизни в чужих странах.
Никто не знал, что их ожидает среди чуждого и непонятного им населения. В представлении складывалась бесцельная, беспросветная, никчемная жизнь…
Были люди, которых не пугала перспектива. Они спали в эти минуты спокойным сном в зеркальных каютах. Им хорошо было всегда в России и… не хуже будет за границей. Их «валюта», их прежние связи имеют один общий международный язык. Они не будут голодать, не задрожат от холода. Мрачные и тяжелые мысли сковывают мозг, проносятся на протяжении всей ночи. Внезапно усилившийся ветер заставил всех пойти на свои места. Палуба освободилась. Только изредка, кое-где, мелькали фигуры. Вот одна из них облокотилась на борт, безнадежно-тоскливо устремила свой взгляд в непроницаемую темноту. Иногда весь пароход покрывался туманом мокрой мглы. Было холодно: пронизывала сырость. Вдали мелькнул огонек. Новая темнота сменила призрак света. Минут через 30 вновь огонек, но уже не впереди, а с левого борта. Матрос-француз, стоявший на вахте объяснил, что это Босфорский маяк.
Мы у берегов Турции и Болгарии.
Качка усилилась. Все покинули палубу и улеглись спать.
Рано утром, все были на ногах и, наскоро умывшись, торопились на палубу. Пароход шел полным ходом к черневшей и едва заметной вдали полоске берега. Через час ясно обозначился берег.
Часа через два вошли в Босфор. Пароход замедлил ход и остановился. На небольшом английском катере подъехал лоцман-турок, и мы пошли дальше. Прошли мимо турецких укреплений, защищавших вход в Босфор со стороны Черного моря и теперь взорванных союзниками.
