Среди гвардейцев настроение иное. Там разговоры и темы все больше насчет штабов, чинов и орденов. Открыто возмущаются, что теперь не дают «Георгия» и что давно можно было бы «заработать». С орденов и чинов быстро перескакивают на женщин, рестораны и прочие веселые стороны ялтинской жизни.
Их ничто не смущает, им ничего не страшно.
На следующий день Ялта значительно опустела и показателем этого была набережная. Многих и многих не было видно среди фланирующей с утра до вечера публики. Особенно недовольны были рестораторы, кои с отъездом мобилизованных лишились значительного числа своих завсегдатаев-клиентов.
После проведенной мобилизации оставшиеся энергично принялись за изыскание путей отъезда из Крыма за границу. Прошедшие слухи о перенесении всей борьбы с большевиками в Крым и о возможности новой мобилизации еще более подтвердили желание выехать.
Пути в скором времени были отысканы. Всевозможные иностранные консульства явились на помощь своим «подданным», застрявшим в России. Началась «репатриация», появились всевозможные плакаты, объявления, официальные сообщения о возможности «репатриации» и выезда на родину (для всех родиной оказался город Константинополь — Турция). Расписание отдельных групп явилось теперь украшением стен города и в особенности набережной. Наиболее энергичную деятельность проявили консульства: грузинское, армянское, греческое, французское и польское.
Через неделю добрая половина населения были поляки и грузины. У всех были на руках самые настоящие иностранные паспорта, с подписями и печатями. «Общипанный польский гусь» и «царица покровительница Грузии» (гербы Польши и Грузии) для многих, запасшихся ими заранее, были спасением от прошедшей мобилизации. Сотни исконных русских: москвичей, петроградцев, казаков с Дона и Кубани, не говоря уже об украинцах, стали «настоящими» подданными грузинской и польской республик.
Появились десятки агентов-трансформаторов, которые в течение трех дней (с гарантией), превращали кого угодно и в какое угодно подданство. Плата взималась в зависимости от того, в какое подданство переходили, и от материального положения просителя. Дороже и труднее всего было сделаться французом. Дешевле и легче всего поляком. Репатрируемый шел к ксендзу, клал на тарелку или в кружку определенную сумму денег; ксендз выдавал удостоверение о католицизме; затем нужно было принести в бюро квитанцию о потере паспорта, выданного будто бы в пределах нынешней Польши, и наконец удостоверение 2–3 свидетелей, настоящих поляков, что репатрируемый действительно поляк — и новый подданный Польши готов.
