Котенков: Когда прокуратура дала санкцию на его арест, то, естественно, в таких условиях его пребывание в Москве было уже опасно и для него лично, и для нас с точки зрения политической компрометации. И было принято решение вывезти его из страны. Почему это было обставлено так театрально, это вообще история почти детективная. Напомню вам, что министром безопасности, которого первым снимали с позором, был Берия. Но его снимали с шумовым оформлением и с гораздо большими последствиями. После Берии Баранников был вторым министром безопасности, которого нужно было снять за неблаговидные поступки. И перед нами стояла задача не допустить никакого шума и уж тем более никаких силовых действий как с его стороны, так и с нашей…
Вопрос: Вы имеете в виду, что и после увольнения он через своих людей сохранял какие-то силовые позиции в Министерстве безопасности и в прокуратуре? Так, что ли?
Ответ: Так. И чтобы не накалять атмосферу, было принято решение избрать такой вариант выезда, при котором вообще исключалась какая бы то ни было возможность столкновения Якубовского с прокуратурой, Министерством безопасности или с МВД, где Дунаев еще имел какую-то силу, тем более что Ерин находился в это время в отпуске. Задача была отправить Диму за рубеж, а вылететь за рубеж можно только из Москвы, но это же обязательная проверка документов, проход через пограничников и, следовательно, встреча с компанией Баранникова. А это исключалось. Мы ведь не могли исключить и такую возможность, что его при нас пропустят в самолет, потом этот самолет посадят в любом другом городе и там арестуют.
Вопрос: Вы говорите «мы», «нас»… Вы можете назвать каких-то конкретных людей?
Ответ: Нет, не могу. Потому что, как вы сами понимаете, этим занимались люди, которые как раз и обеспечивают безопасность.
Из бесед с Андреем Карауловым:
– Мы примчались на Курский вокзал за пятнадцать минут до отхода ночного поезда «Москва – Ростов». Котенков уже, знаем, ждет нас на перроне, и весь вагон забит охраной. Приехали. Вот Курский вокзал, вот площадь, а сбоку там как бы депутатский зал, и мы в аккурат сбоку заезжаем – там забор такой и вроде пустырь. Милицейская машина, которая шла впереди нас, отваливает в сторону, пропускает «Чайку», и мы въезжаем. Я вылезаю из машины подышать, оборачиваюсь назад и вижу, как за нами сюда же подкатывает такая же, как шла за нами, белая «Волга» и «рафик», из которых выходят люди с кинокамерами в руках, с характерными чемоданчиками и с ходу врубают свет. И я тут же понимаю, что такая киноаппаратура может быть только у одного учреждения. А они идут ко мне: «Ой, товарищ Караулов, что вы тут делаете? Можно мы вас снимем?» Старик, я умер второй раз в жизни. Я трусом оказался полным, я думал, что я храбрый человек, а я чуть богу душу не отдал. А наш герой и Макаров сидят впереди, в «Чайке», в двух шагах. Я тяну одеяло на себя: «Ребята, вы кто?» – «А мы, – говорят, – “Московский комсомолец”, у нас рейд». Ну, думаю, ни черта, меня на мякине не проведешь! А пока я с ними дебатировал, что меня снимать не надо, полковник Боря подскочил сзади, руки мне за спину, морду мне вот так вниз и – в машину. Я влетел в нее плашмя. «Чайка» разворачивается, наша «Волга» за ней, и мы несемся по Садовому кольцу. А генерал Котенков стоит на перроне у вагона забронированного и ждет, когда явится пациент. И ему показалось, что к этому перрону подходят в большом количестве люди в спортивных костюмах…
