Нам нравилось обсуждать музыку, особенно когда я усаживался за фортепиано. Иногда он просил меня сыграть что-нибудь в той или иной манере. Ему нравилось, как я объединял двух, трех, иногда четырех композиторов в одной пьесе собственной аранжировки. Однажды, в один из ветреных дней, когда никому не хотелось идти на пляж и даже сидеть снаружи, Кьяра начала напевать популярную мелодию и все собрались вокруг фортепиано в гостиной, пока я исполнял вариацию Брамса на моцартовскую тему из этой самой песни.
– Как ты это делаешь? – спросил он меня однажды, лежа в раю.
– Иногда, чтобы понять автора, нужно поставить себя на его место, влезть в его шкуру. Тогда все произойдет само собой.
Мы снова разговаривали о книгах. Я редко беседовал о книгах с кем-то, разве что с отцом.
Или о музыке, о философах-досократиках, об американских университетах.
Или приходила Вимини.
Впервые она появилась в то утро, когда я исполнял свое переложение последних вариаций Брамса на тему Генделя.
Ее голос раздался в густой тишине утреннего зноя.
– Чем занимаешься?
– Работаю, – ответил я.
Оливер, лежавший на животе на бортике бассейна, поднял взгляд. По его спине меж лопаток стекал пот.
– Я тоже, – сказал он, когда она обернулась к нему с тем же вопросом.
– Вы разговаривали, а не работали.
– Никакой разницы.
– Как бы мне хотелось тоже работать. Но никто не дает мне никакой работы.
Оливер, не встречавший Вимини до этого момента, растерянно взглянул на меня, как будто хотел узнать правила этой беседы.
– Оливер, это Вимини, наша ближайшая соседка.
Она протянула ему руку, и он пожал ее.
– У нас с Вимини дни рождения в один день, только ей десять лет. Еще Вимини – гений. Это ведь правда, что ты гений, Вимини?
– Так все говорят. Но мне иногда так не кажется.
– Почему это? – поинтересовался Оливер, стараясь, чтобы его тон не звучал покровительственно.
– Со стороны природы было бы насмешкой сделать меня гением.
Оливер пришел в еще большее замешательство.
– То есть?
– Он не знает, да? – обратилась она ко мне.
Я покачал головой.
– Говорят, я не проживу долго.
– Что ты такое говоришь? – Полнейшее непонимание на его лице. – Откуда ты знаешь?
– Все знают. У меня лейкемия.
– Но ты такая красивая, и выглядишь совершенно здоровой, и умная к тому же, – запротестовал он.
– Как я и сказала, насмешка природы.
Оливер, который теперь сидел, упираясь коленями в землю, выронил книгу из рук.
– Ты мог бы зайти как-нибудь и почитать мне, – предложила она. – Я неплохой человек, и ты вроде тоже. Что ж, пока.
