Бульварное чтиво | страница 6
Незаметно день клонился к вечеру, сгущались сумерки. В пятиэтажных небоскребах беспорядочно вспыхивали окна. На улицах появился возвращающийся с работы народ. Покачиваясь, шумной гурьбой шли работяги. Их проспиртованное дыхание добавляло в аромат зимы каплю русского духа. Торопливо семенили работницы городских учреждений. А как же им не торопиться, если дома ждут умирающие от голода дети, мужья, кошки и попугайчики! Медленно, вразвалочку фланировали пенсионерки. Объемные как танкеры, они никуда не спешили. Да и куда им, собственно, спешить? Век прожит, ноги болят, руки не гнутся, голова не работает. Прогуляются на ночь глядя и — домой, к телевизорам, смотреть очередную белиберду от Малахова.
Лампадками зажигались фонари. Вокруг них мошкарой вились незаметные доселе снежинки. Днем их было не видно, или на них просто не обращали внимания. В парке показались приверженцы здорового образа жизни. Встав на лыжи, они грациозно, в замедленном темпе переставляли свои удлиненные деревяшками ноги. Смотришь на них и размышляешь, куда бегут: от инфаркта, или — к нему? Сразу и не поймешь. Ничего, врачи разберутся в причинах остановки сердца. Ширк-ширк, ширк-ширк скользили по проторенной лыжне люди в спортивных шапочках и исчезали в темноте.
Вот и — ночь! Завыл в водосточных трубах ветер, погнал волчьей стаей поземку по снежному насту. Спрятались за тучками-невидимками звезды, прихватив с собой рогатого ухажера. А дома благодать! Лежишь под одеялом, читаешь книжку и незаметно погружаешься в дрему. Недочитанный роман валится из рук, а его герои прячутся под подушку.
Сны зимой фееричные, не то что летом, когда простыня липнет к спине и тяжело дышать от духоты. На подсознание влияет еще приближение Нового года. Потому и сны эти цветные и беззаботные. Если, конечно, спящего не терзают болезни или душевные хвори. Ревность, например. Такие дела вообще способны породить бессонницу! Они не касаются только стариков, хотя как знать! Встречаются такие «динозавры», которые до гробовой доски только и думают об аморальном. Знавал и я такого любвеобильного дедушку. Собственно, о нем я вам и расскажу.
На первом этаже дома № 5, что по улице «Пионеров-героев», проживал некий дядя Лева. Дядей его назвать можно было с натяжкой, так как ему давно стукнуло восемьдесят с гаком. Но, судя по числу старух, навещавших его, он пребывал еще в самом соку. Старушки менялись часто, и так же часто между ними вспыхивали ссоры, доходящие до рукоприкладства. Вы когда-нибудь видели дерущихся старушек? Нет? Вы много потеряли! Весьма занимательное зрелище! Битва начиналась со словесных перепалок. Добропорядочные с виду бабульки вдруг начинали называть друг друга представительницами древнейшей профессии в простонародном варианте, прошмандовками и всякими другими ласковыми словами. Доведя себя до кондиции, они бросались врукопашную. Их агрессии могли бы позавидовать обожравшиеся мухоморов викинги или хладнокровные самураи. Оренбургские платки сползали на разрумяненные морозом лица, трещали цигейковые воротники, в больных ногах просыпалась неведомая сила, и старушки демонстрировали приемы карате. Пинали, честно говоря, не очень высоко и не очень сильно. После удара бабушки-ниндзя не могли удержаться на ногах, и борьба переходила в партер. За соревнованием из-за шторы следил главный приз — дядя Лева. Ему льстило повышенное внимание слабого пола. Он курил, крутил в пальцах спичечный коробок и недовольно покачивал головой. Кажется, что некоторые удары дерущихся расстраивали его: он бы врезал не так и врезал бы посильнее. Но что об этом говорить, дрался-то не он! Бабушки к тому времени глубоко дышали, развалившись в сугробе. Словно из лопнувших труб, из беззубых ртов вырывался пар. Случайные прохожие помогали соперницам подняться, и те расходились по домам, на ходу посылая неизвестно кому проклятия: то ли дяде Леве, то ли конкурентке.