Вот это акварель! Такого убожества я не видел даже в лагере! Молочные гипсокартонные стены, не обклеенные обоями, производили удручающее впечатление. Двери комнат выглядели еще хуже. Когда мы шли по коридору, одна дверь приоткрылась. Из нее выглянуло обросшее, распухшее лицо в очках с разбитыми стеклами. «Геолог!» — подумал я. «Геолог» проводил нас печальным взглядом, дверь за ним со скрипом затворилась. Расстелив полученные у коменданта матрасы, мы стали обустраиваться. Геша Крестовников повесил над кроватью вязаную, надушенную кофточку. На вопросительные взгляды он ответил:
— Жена дала, чтобы не забывал о семье.
На тумбочку Геша поставил фотографию детей. Они улыбались и махали пухлыми ручками, будто хотели ободрить трудолюбивого папку: «Не дрейфь, мы с тобой!»
— Лучше бы сорочку ночную повесил. Тогда память о жене терзала бы тебя ежесекундно! — пошутил над коллегой Базаров.
Петр Яковлевич не обращал внимания на болтовню. Он задернул ярко-желтые шторы, оставленные предшественниками, и предался раздумьям. А затем предложил обмыть приезд. В сельпо послали меня и Вовку Жукова.
Магазинчик стоял на отшибе, протоптанная узкая тропа среди двухметровых сугробов не давала сбиться с пути. Нас встретила продавщица в фуфайке, с горжеткой из посеревшего бинта. На бейджике я прочел: «Продавец Тамара Пьянкова». С такой звучной фамилией надо работать в медвытрезвителе или бандершей в шалмане.
— Новенькие? — поинтересовалась она голосом Никиты Джигурды. — Что брать будете? Есть зубной эликсир, «Лесная вода» и «Шипр». Другого алкоголя нет. На территории поселка — сухой закон. Если хотите водки, то — в соседний барак к дагестанцам, у них по тридцатнику за пузырь возьмете.
Жуков врубил в голове калькулятор и стал советоваться с Тамарой, что лучше. Та хрипло кашляла и перечисляла достоинства того или иного напитка. В бараке мы выложили на стол две упаковки «Лесной воды», упаковку зубного эликсира с запахом мяты, и несколько пузырьков «Шипра». Петр Яковлевич грустно взглянул на нас и вяло потер ладони. Геша в ведре варил картошку, Коля резал сало и лук, Вишняков задумчиво кусал губы. Не успели сесть за стол, как к нам заглянул «геолог». Его увертюра поразила всех лаконичностью:
— Ебята, въежем за знакомство! — глотая букву «р», предложил он. — Боис, можно пхосто — Боя. — Он поочередно пожал всем руки и сел за стол, вернее за дверь, уложенную на табуретки; осмотрел закуску и покачал головой. — Вы тут всю тайгу заблюете. Пахфюм надо сахаом закусывать, а не кахтошкой с салом.
