В том же самом поселке вместе с выходцами из Раджастхана жили парикмахеры, сапожники и дхоби, приехавшие сюда из Харияны и Уттар-Прадеша. Эти люди принадлежали к другим кастам, поэтому родственных связей с ними никто не имел, однако дружбу водили многие. Мазанка парикмахера Чаудхри сначала стояла у самого подножия холма, но потом он перебрался повыше, поселившись в домишке, освободившемся после смерти хозяйки. Работал он, как правило, где-нибудь на обочине оживленной улицы. Обосновавшись здесь много лет назад, Чаудхри уже не мыслил свою жизнь вне этого поселка.
Покинув лавку Гобинди, Чаудхри стал торопливо спускаться вниз по переулку.
— Надо что-то делать, а то как бы поздно не было, — пробормотал он себе под нос и ускорил шаг. В его маленьких глазках появился блеск. Смуглый долговязый человек в длинной голубой рубахе, он чем-то напоминал медведя, неуклюже шагающего на задних лапах.
Заметно похолодало. С неба сеялась противная морось. Словно возникая из тумана, холодная водяная пыль острыми иглами колола его разгоряченное лицо, каплями стекала по подбородку. Ветерок задул сильнее — туман стал рассеиваться, поселок вновь обретал свои краски. В переулке начали появляться люди: мужчины спешили на работу, женщины давно уже занимались делом — из мазанок доносился перезвон посуды. Задымили печки, сложенные во дворах, хозяйки принялись печь лепешки.
Подходя к своему домишку, Чаудхри краем глаза заметил, что жена, как обычно перепачканная с ног до головы, раздувает огонь в печке.
— Припозднился что-то ты нынче, — завидев мужа, сказала она. — Иль не пойдешь работать?
— Кому ж в такую погоду взбредет в голову бриться или стричься? Не видишь, какие тучи собрались?
— Чаю выпьешь? Я мигом приготовлю.
— Буди Басанти! — сердито оборвал ее Чаудхри. — Слышишь ты? Я сказал: поднимай Басанти. Да пусть умоется почище. Я сейчас…
И Чаудхри быстрым шагом стал спускаться вниз, пока наконец не остановился у дверей крохотной лавчонки-мастерской, что стояла у самого подножия холма и принадлежала хромому портному Булакираму, который уже открыл свое заведение и, держась одной рукой за поясницу, подметал площадку у входа. На веревке, протянутой над прилавком, висели готовые изделия: широкие цветастые юбки, детские рубашонки, штанишки и шапочки.
— Не рано за дела-то принялся, Булаки?
— Входи, Чаудхри, входи, дорогой, — с трудом распрямляясь, приветствовал его Булакирам. — Проходи, пожалуйста, садись. Спасибо, что наведался.
