— Почему остановились? — удивилась Басанти.
— Иди сюда, — мрачно произнес велосипедист. — Дело есть.
— Что еще за дело? — нетерпеливо спросила Басанти и, соскочив с багажника, забежала вперед.
— Ну а если б тебя узнали, что тогда? — с напускной строгостью спросил велосипедист. Нахмурив брови, он поднял на нее глаза и тут же расхохотался. Уж очень забавный был у нее вид: на голове — небольшой тюрбан, какие обычно носят сикхские юноши, рубашка навыпуск и модные узкие брюки. На миг ему даже показалось, что перед ним действительно стоит сикхский парнишка. При виде ее никому б и в голову не пришло, что это переодетая девушка.
Когда Басанти решила бежать с Дину, они договорились, что девушка, переодевшись в мужское платье, будет поджидать его на пустыре, который находится за домом Шьямы; Дину приедет за ней на велосипеде, усадит на багажник и увезет. Все так и вышло. Однако, едва Басанти уселась на багажник, сердце захлестнула волна неведомого ей восторга, она почувствовала себя отчаянно храброй, и, вместо того чтобы побыстрее скрыться из Рамеш-нагара, ей вдруг захотелось прокатиться по всем его улицам и переулкам.
— Ну ладно, садись, — с улыбкой проговорил Дину, оглядев ее с головы до пят.
— Давай еще раз прокатимся, — усаживаясь на багажник, попросила Басанти. — Теперь проедем мимо рынка. Да ты не бойся, никто не увидит.
— И себя погубишь, и меня тоже, — бросил через плечо Дину, но, чувствуя, что девушка хочет испытать его, перечить не стал и послушно направил велосипед в сторону рынка.
А в Басанти точно бхуты[15] вселились. Она хотела, чтобы они еще раза два проехали под самым носом у родителей и соседей: полюбуйтесь, дескать, вот я еду на багажнике, а вы мне все равно сделать ничего не можете. Басанти представила себе, что будет, если ее узнают: зашипев от ярости, точно кобра, мать бросится на нее и стащит с багажника. Об отце и говорить нечего: изобьет до полусмерти. Басанти знала — с огнем играет. Однако это ощущение доставляло ей какое-то особенное наслаждение. Они проехали мимо лавки, когда там уже толпился народ, а мать возвращалась домой с корзиной, наполненной бутылками молока. Велосипед промчался, едва не задев ее, и, не удержавшись, Басанти показала ей язык, но, занятая своими мыслями, мать не обратила на них никакого внимания, а Басанти, прикрыв лицо концом тюрбана, весело рассмеялась.
Миновав рынок, они снова стали колесить по знакомым переулкам. У многих здесь доводилось ей работать, и, проезжая мимо коттеджей, Басанти впервые поняла, что покидает эти места навсегда. Вот позади остался дом господина Харгопала. Когда хозяйка проснется, то первым делом обнаружит на кухне гору грязной посуды. «А Басанти точно сквозь землю провалилась», — скажет она в сердцах. Басанти представила себе лицо хозяйки, и ей вдруг стало весело. Когда проезжали мимо дома тетушки Шьямы, Басанти мельком взглянула вверх — на балконе никого не было. Тетя Шьяма, наверно, еще спит. И невдомек ей, что Басанти навсегда уезжает от нее. Во дворе стоит манговое дерево — ни одна веточка не шелохнется, а вокруг все усыпано сухими листьями. И при виде дерева Басанти вдруг словно услышала голос Шьямы: «Слезай, Басанти! Кому я говорю, слезай!» — и ей почему-то стало немножко грустно.
