В течение гражданской войны в роли того или иного начальника я прошел по России не менее 2 тысяч верст. Видел много занятых городов, но нигде белых не встречали так трогательно, как в Харькове. Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Из всех окон неслись приветствия. Отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей…
Особенно резко запечатлелась в моей памяти одна мимолетная сценка. Двигаясь по Екатеринославской улице, мы подходили к зданию главной таможни. Я случайно заметил, как на балкон таможни вышла барышня-подросток. В белом платье, с бледным личиком. Она вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Еще через мгновение весь балкон был заполнен людьми. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза. Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Харькова…
У главного вокзала нас ожидали дроздовцы капитана Туркула и громадная толпа, громко кричавшая «ура». Когда генерал Витковский со штабом проходил через вокзал на перрон, нам целовали руки, крестили, протягивали цветы…
Это были незабываемые, святые минуты!
Обстановка, однако, не позволяла отдаваться переживаниям, и, вернувшись в штабной поезд, мы немедленно принялись за работу. И генерал Витковский, и я – мы прекрасно угадывали, что все наши части переживают опьянение победой. Наш долг обязывал вернуть войска к их обязанностям: надежно прикрыть город извне и дать ему порядок внутри.
Закончив первоначальные распоряжения, мне пришлось по различным делам побывать в городе. Был уже вечер. Улицы пустынны. Тянулись только обозы, грохотали зарядные ящики. Какие-то солдаты расспрашивали «милицейского», как им выйти на Белгородское шоссе. Чувствовалась война.
