Мария Алехандра и раньше часто приходила в эту часовню, не слишком-то посещаемую заключенными. Господь поддерживал и утешал ее все эти долгие пятнадцать лет. В молитвах она обретала надежду, но никогда ранее не молилась так истово, как сегодня:
— Не знаю, как благодарить тебя, Господи. Не нахожу слов, достойных тебя. Пятнадцать лет ты уберегал меня от смерти, не требуя взамен ничего, кроме веры и надежды на то, что когда-нибудь этот день настанет. Ты знаешь, что творится в моей душе, знаешь, как я счастлива… Господи, наконец-то я увижусь с ней, с моей дочерью, смогу обнять ее, прижать ее к груди…
Дверь часовни тихонько скрипнула, и на пороге показалась Эулалия. Она молча наблюдала за Марией Алехандрой, потом подошла к ней и положила ей руку на плечо.
— Храня тебя Господь, дочь моя.
Мария Алехандра обернулась, испуганно взглянув на монахиню.
— Это я, девочка. Извини, что прерываю твою молитву, но дела земные требуют своего… Ты, я вижу, думаешь только о дочери…
— О чем мне еще думать, Эулалия? У меня голова идет кругом. Ты представляешь, я наконец-то увижу ее. — Ты знаешь… — Голос Марии Алехандры зазвучал совсем глухо. — Ты знаешь, что завтра ей исполняется пятнадцать лет. Пятнадцать лет, Эулалия. У меня пятнадцатилетняя дочь…
Эулалия обняла Марию Алехандру. Как же бежит время… Она вспомнила, как пятнадцать лет назад жуткие крики заставили ее остановиться посреди тюремного коридора и броситься в комнату досмотра. Словно вихрь ворвалась она туда и увидела беременную девочку, которая кричала и заливалась слезами, видя, как надзирательницы потрошат ее игрушку, то ли медвежонка, то ли барсучка…
— Что здесь происходит, черт возьми?! — строго спросила Эулалия.
Надзирательницы растерялись. Та из них, что сидела за столом и резала игрушку длинным, узким ножом, замерла, словно преступница, застигнутая на месте преступления.
— Сопротивление при досмотре, — попыталась оправдаться другая, державшая беременную девочку.
Но Эулалия уже не слушала их.
— Господи! Да разве же вы люди?! Что вы хотите от нее? Вы что, не видите, она вот-вот родит?!
Вырвав девочку из рук надзирательницы, Эулалия осторожно повела ее к выходу.
— Но, святая мать… — хотела возразить надзирательница с ножом.
Жестом руки Эулалия остановила ее:
— Помолчи, Пурификасьон. И благодари Господа, что он сделал меня монахиней, а не боксером-тяжеловесом. Иначе не собрать бы вам тут костей! Успокойся, малышка. — Она погладила девочку по длинным черным волосам. — Не плачь, все будет в порядке. Верните ей игрушку!
