Дело ясное, что дело тёмное | страница 68
— Впервые вижу, чтобы так ели, — обдал меня с ног до головы холодный голос Пола.
Кусок застрял в горле — о, ужас! Я подавилась!
Подскочив с места, судорожно пыталась откашляться, но с каждым коротким вдохом, пища проваливалась всё глубже, уменьшая отверстие для дыхания. У меня началась паника. Кожа на кистях покрылась шерстью, а из горла, вместо: «Мяу», вылетел хрип и кашель.
Я задыхаюсь! Помогите!
Крепкие мужские руки обхватили меня под грудью, и наклонили вперед. Захотелось вырваться, но сил не осталось — они ушли на кашель и хрипы. Тело тоже подстроилось под ситуацию и оборота не случилось — я осталась человеком. Шлепок по моей спине между лопатками инстинктивно отвлёк от удушья, но затем всё вернулось: кашель, хрип, и паника. Жёсткие хлопки обрушились на спину с новой силой, но результата не приносили.
Помогите! Я жить хочу! Воздух! Мне нужен воздух!
Рука Пола сместилась и легла между моими ребрами и пупком. После этого он аккуратно, но резко, нажал несколько раз на живот сверху, и злосчастный кусок вылетел из горла. Меня, точно куклу, развернули. Я зажмурилась, стараясь восстановить дыхание.
Глоток воздуха. Ещё один. И ещё…
Распахнув глаза, натолкнулась на изучающий взгляд Пола. Его губы были плотно сжаты, а лицо выглядело спокойным. Впрочем, после пережитого мной, будет простительно, если назову выражение, повисшее на физиономии Щуки, безмятежным.
Пол крепко прижимал меня к себе, а я не знала, как повести себя дальше — неловкая ситуация выдалась. Сказать: спасибо — это понятно, но что дальше?
В самом деле, как поступить? Оттолкнуть? Сказать что-нибудь, например, об испортившейся погоде, или выдать нечто нейтральное? Попросить отпустить из объятий или дождаться пока сам догадается?
Впервые такая нелепая история вышла со мной — подавилась, а продолжение выдалось еще несуразнее. Чем завершить всё это — понятия не имела. Если только плохим анекдотом, вернее событиями, которые должны выглядеть, как в нескладном анекдоте. Но мы продолжали стоять в обнимку, смотреть друг другу в глаза, не произнося ни слова.
О чём думал Щука, для меня оставалось загадкой, а вот я начала переживать из-за жирной кляксы, которую оставила на строгом пиджаке мага. Ущерб был очевиден: расстаться с бутербродом во время приступа удушья у меня ума не хватило и я сжала его в кулаке, что было сил, превратив в жирный фарш. Теперь остатки перекуса разнородным месивом стекали из моего кулака, лежащего на плече чародея, по лощёной, глянцевой ткани.