Пушкареву трудно было понять, дурачится Цокто или говорит всерьез. Такой уж характер у него. Этот монгол, лет двадцати пяти, костлявый, с ястребиным лицом и подстриженными ежиком волосами, чем-то был несимпатичен Александру, а чем, он и сам не мог понять. Иногда глаза Цокто казались неподвижными, немигающими, они становились в такие минуты кругло-желтыми, как у птицы. Он словно бы все время исподтишка наблюдал за Пушкаревым, оценивая его по-своему. И это было неприятно. А возможно, Пушкареву только так казалось?
Если бы ему самому удалось попасть в экспедицию! Он не ограничился бы расспросами этого арата Дамдина, он излазил бы все окрестности и нашел, нашел бы кимберлит!..[5] Да, да, это было бы выдающееся геологическое открытие. Алмазы в Монголии!.. Мир загудел бы, заволновался…
За всю ночь он глаз не мог сомкнуть. Ворочался на жесткой постели, вставал, ходил по номеру гостиницы, куда его поместили на жительство, глядел в окно, где смутно виднелись темные крылатые крыши какого-то монастыря.
Нужно попасть в экспедицию во что бы то ни стало! Цокто с такой задачей, как поиск кимберлита, не справится. Да и не станет он искать алмазы — не верит в них.
Пойти прямо к начальнику экспедиции Сандагу или к Тимякову, показать пиропы, заинтересовать?..
Пушкарев не сомневался в том, что и Сандаг и Тимяков, несмотря на крайнюю занятость делами экспедиции, с должным вниманием отнесутся к его сообщению.
Александр зачитывался книгами Тимякова о путешествиях по Монголии, радовался тому, что судьба свела его, рядового геолога, с выдающимся ученым-географом, учеником прославленного путешественника Петра Кузьмича Козлова, открывшего загадочный мертвый город Хара-Хото в песках пустыни Гоби. Да, именно отсюда, из Улан-Батора, вот уже много лет подряд Тимяков снаряжал экспедиции в далекую Гоби, в горы Монгольского Алтая или в тайгу Хэнтэя. Здесь зарождались все его дела, которые он потом описывал в своих книгах. Он в совершенстве владел монгольским, даже писал на нем научные отчеты. Он первым создал «Атлас Монгольской Народной Республики» на русском и монгольском языках, написал «Географию МНР».
Когда Пушкарев ехал в Монголию, то ему казалось, что он будет встречаться с Тимяковым чуть ли не каждый день. Но за восемь месяцев жизни в Улан-Баторе он видел знаменитого географа всего два раза. Первый раз — когда во двор Ученого комитета пришел караван из далекого Южногобийского аймака. Верблюды лежали на земле, погонщики снимали с них тюки. У юрты, поставленной посреди двора, стоял высокий человек в полушубке и островерхой каракулевой шапке и разговаривал, должно быть, с хозяином каравана, сухощавым, остролицым монголом в стеганом халате и волчьем малахае.
