Была одна-единственная, бесконечно длинная асфальтированная улица, скорее шоссе, по обочинам которой стояли учреждения: почта, клуб имени Ленина, советское посольство, а в самом конце — красные казармы. Остальные дома и юрты теснились возле опустевших храмов. Параллельно главной улице, южнее, у самого подножия горного массива Богдо-улы, текла бурная Тола, и попасть на ту сторону можно было только по шаткому деревянному мосту. Здесь же, почти на берегу реки, находился «зеленый дворец» — резиденция бывшего правителя Монголии, владыки ламаистской церкви богдо-гегена, или «живого бога». До революции почти половина всего мужского населения проживала в монастырях, и церковные феодалы обладали большой властью.
На первых порах Пушкарева волновали эти красочные храмы с многоярусными черепичными крышами. Ему казалось, что тут и кроется главная тайна Востока. Когда-то это были кочующие храмы-юрты, потом они стали оседлыми. Темно-красные колонны, окна и двери; сине-зеленые балки; жаркие и чистые краски орнамента; сложная резьба по дереву и позолота; лепные драконы из глазурованной глины на коньках четырехскатных остроконечных крыш; каменные львы — арсланы у входа в храм; молитвенные зеленые барабаны, которые стоит повернуть вокруг оси, и все твои молитвы улетят на небо; мистические тибетские письмена, остроконечные обелиски — субурганы; пятицветные буддийские знамена…
Подстегиваемый любознательностью, Пушкарев заглянул как-то в храм Джанрай, посвященный богу — исцелителю слепых — Арьяволо, и застыл в изумлении перед исполинской матово-сверкающей золоченой медью статуей: Будда восседал на массивном цветке лотоса, руки были молитвенно сложены на груди, неподвижные глаза с неземным спокойствием смотрели куда-то в полумрак, на губах застыла непонятная улыбка.
В храме Чойжин-Ламыйн-сумэ, в том самом, который он видел каждый день из окон геологического кабинета, Пушкарев испытал настоящее потрясение, какое можно испытать, когда соприкасаешься с подлинным искусством: бронзовые позолоченные статуи богинь, символизирующих пять основных элементов мира, изящные и стройные, с тонкими одухотворенными лицами, целомудренно потупленными глазами, были воплощением совершенства.
Но постепенно Пушкарев утратил интерес к храмам и статуям, к первобытности.
Его неудержимо влекло в степные просторы, в горные теснины — туда, где жизнь находится в стремительном движении.
Миновав шумный базар «Заходырь», машина вскоре выехала на пустырь, где стояло буровое оборудование гидрогеологов. Здесь же находился «копай-город» — землянки и серые юрты, в которых жили гидрогеологи из Восточной экспедиции.
