— Проходите, садитесь, — пригласил Аустрин, приветливо улыбаясь. — Значит, такая ситуация складывается: мы начинаем аресты участников «Союза русского народа». Вам надо, как говорится, выйти из игры и несколько дней не появляться здесь.
— Понятно, Рудольф Иванович, — сказала Путилова. — Мне, наверное, вообще пора уезжать. В сентябре открываются курсы Комиссариата просвещения, Феликс Эдмундович обещал отпустить меня на учебу. Хочу стать учительницей.
— Прасковья Ивановна, я не смею задерживать вас, но, может быть, вы заедете на недельку в Рузаевку. Обстановка там сложная, сотрудники уездной чека не знают азов нашей работы. Помогите им добрыми советами — у вас большой опыт…
— Хорошо. Я согласна, — сказала Путилова и поднялась. — Еду сегодня же.
— Спасибо. Перед отъездом зайдите, поговорим.
— Ясно, Рудольф Иванович.
— А вам, Груня, придется дома отсидеться. Впрочем, по городу можете ходить свободно, — добавил Аустрин.
Девушки вышли на Советскую площадь. Паша на минутку остановилась, посмотрела на здание губисполкома, будто прощалась с ним. Потом они постояли возле братской могилы павших во время белочешского мятежа.
— Они взошли на костер, — тихо проговорила Путилова. — Помню, однажды перед нами, молодыми сотрудниками ВЧК, выступал старый большевик, чекист Озолин. Он сказал: если веришь в дело революции, если любишь свой народ, воспитывай в себе готовность взойти на костер — отдать жизнь, когда это потребуется революции и народу.
— Ты смогла бы, Паша? — спросила Труня, которую взволновали слова подруги.
— Н-не знаю… Если этого потребуют от меня партия и революция…
— Я-я, наверное, не смогла бы, — смущенно проговорила Груня.
— Ничего, Груня. Только всегда будь такой же честной, искренней, не криви душой…
Они еще долго гуляли по спящему городу. Путилова говорила о том, что мечтает быть учительницей, что она очень любит детей.
— Кончится война, учителя станут самыми нужными людьми… Груня тоже хотела учиться, но пока не знала где. Потом призналась, что любит Сергея Земскова, но он не замечает ее, обращается просто как с товарищем.
— Эх, Груня, Груня, — глубоко вздохнула Паша. — Все равно любить — это всегда прекрасно. И очень тяжело, когда некого любить…
С утренним поездом Путилова уехала в Рузаевку.
В короткий срок аппарат губчека собрал необходимые сведения на членов «Союза русского народа». Были уточнены адреса, установлены возраст, семейное положение, места работы, прошлое. Состав организации оказался весьма разнородным. В нее входили офицеры — даже один престарелый полковник, бывшие гимназисты, служащие, юнцы без определенных занятий.
