— Выжитень!.. — вырвалось у Лёньки.
Домовой и тут ничего не сказал, видимо, не желая вступать в разговоры. А может, ему тоже не нравилось теперешнее имя.
Доможил деда Фёдора был заметно выше прочих взрослых домовых, но сильно сутулился. Его шерсть не вилась, как у Хлопотуна, и не блестела, как нежная шубка Панамки, а висела длинными спутанными прядями. Лёнька представил, как зимней ночью Выжитень сидит в своём сарае и мечтает о тёплой избе деда Акимыча. В этот момент Панамка дёрнул мальчика за рукав:
— А ты в школу ходишь?
— Хожу, — ответил Лёнька.
— А зачем?
— Учусь там читать и писать…
— Зачем тебе писать? — не отставал домовёнок.
— Ну, например, я напишу тебе из города письмо, а ты его получишь и прочитаешь, как я живу.
Панамка хихикнул и отчего-то зашептал Лёньке в самое ухо:
— Если ты в городе обо мне подумаешь, я и без письма о тебе всё-всё узнаю в одну секунду!
— В городе вашем одна бестолока и суета, — вдруг ни с того ни с сего заявил мрачный Пила. — Живёте там друг у друга на головах и ужиться не можете.
— Неправда! — вспыхнул Лёнька. — Мы хорошо живём!
— Да какой там хорошо, если сосед соседа всю жизнь изводит, — упрямился Пила. — Домовому в вашем городе никогда не прижиться. Слыхали вы, что Куличик позавчера в Харино вернулся?
— Вернулся всё-таки? — задумчиво переспросил Толмач.
— И полгода не выдержал! Уж лучше, говорит, где-нибудь в сарае бедовать, чем в ихней чокнутой квартире.
— Чем же ему квартира не угодила? — поинтересовался Толмач.
— А тем, что испортила хозяев его! — и Пила отчего-то недобро посмотрел на Лёньку. — Попругиных-то в Харине все уважали — и Василия, и жену. А какой дом был — целый век ещё простоит! Куличик говорит, чуть не тронулся с горя, когда уезжал. А Попругин дом продал, да ещё и приговаривал, довольно, мол, нам в глуши пропадать, хочется пожить по-человечески, мне на заводе квартиру с удобствами пообещали.
— С какими удобствами? — перебил Панамка.
— А это когда нужник не в огороде стоит, а прямо в доме, возле кухни, — услужливо подсказал Кадило.
— Да ну?!
— Можешь не сомневаться. А печка, наоборот, за версту от дома выставлена, так что и не видать, кто её топит.
— Врёшь ты всё, — обиделся Панамка.
— Лёня, я правду сказал? — строго спросил Кадило.
Лёнька, смутившись, не знал, что ответить, но тут Пила продолжил свой рассказ:
— Прикатили Попругины в город, а им и говорят: отдельных квартир нету пока, поживите в общей.
— Это как же? — опять влез Панамка.
