– Я слышала, многие кошки любят купаться, – рассказывала Джемма. – Но Род просто обожал принимать ванну. Старался запрыгнуть каждый раз, когда я мылась. Настоящий маньяк. Ему нравилось спать в вазе для фруктов, забираться на дверной косяк и прыгать с него вниз. При этом он смешно выворачивал наружу лапы, совсем не так, как другие коты. Доверял абсолютно всем, что меня тревожило.
Фотография, какую мы получили в мае 2012 года, во многом напоминала сотни снимков потрясающе милых черных с белым котят, которым требовались хозяева. Их присылали читатели моих первых двух книг о кошках. Но в отличие от прошлых лет эта появилась, когда мы с Джеммой поделились историей прошлых потерь и Джемме нужно было остудить пыл любви к воображаемому Чипу, а в нашей совместной жизни возникла пустота, которую занимал Грэм. То, что у Роско была маска Бэтмена, белый фрак, а кончик хвоста, казалось, макнули в белую краску, превращало ее в почти мультипликационно идеальный образ кошки, которую мы представляли в роли нашего следующего питомца. Подобное приходит людям в голову, если звучит выражение «классическая кошка». Такие кошки, только постарше, смотрят летом из окон увитых глицинией живописных коттеджей на прохожих и словно говорят: «Да, я кошка. Ну и что теперь с этим делать?»
Мы назвали ее Роско. И пришли к соглашению удивительно легко, учитывая, с каким жаром совсем недавно спорили. Это было данью нескольким обстоятельствам: по пути за котенком мы слушали песню с тем же названием помешанной на гражданской войне американской рок-группы «Midlake»; сразу заметили в характере киски черты девчонки-сорванца; у меня были два кота с женскими именами, настала пора сократить счет. И еще. Мы не сомневались: если назовем котенка Роско, это будет круто. Но прошло немного времени, и у нас не осталось иллюзий.
Может, это произошло в минуту слабости, но впоследствии я вспоминал момент обретения Роско как проявление с моей стороны исключительной сдержанности. Когда я пришел в незнакомый дом за Шипли, Ральфом и Брюером, то рассчитывал взять не более двух животных, а унес три. Бутси и Пабло оказались у меня вместо бигля. У Джасмин, которая жила в Западном Лондоне и написала мне о Роско, было целых три котенка, которых она хотела пристроить.
Я понимал, что она надеялась отдать всех троих в одни руки, чтобы котята не разлучались. Но как бы мы себя ни настраивали взять одного, как только увидели их спящих в одной маленькой корзинке или бегающих по дивану, наша решимость поколебалась. Оказалось, что это испытание воли сильнее, чем мы предполагали: я сразу забыл, какой жуткий кавардак могут создать три ловких котенка в комнате, и увидел в брате и сестре Роско нечто знакомое. Сама Роско была именно такой лукавой, живой и дружелюбной, как описывала ее Джасмин, и через минуту после нашего знакомства принялась забираться к нам на плечи. Ее черный с белым брат являл собой нечто среднее между Родом и Брюером. Мы с Джеммой сразу это заметил.
