Циммерман вынул новую сигарету, пока незажженную, изо рта и бросил ее в пепельницу.
— Я должен предупредить вас, — рявкнул он, — что вы уже включились в это предприятие! Поворачивать поздно. Так что сидите спокойно и внимательно слушайте, что я вам говорю. Вы будете сидеть спокойно и слушать тоже будете. Иначе я буду вынужден попросить капитана Моаи устранить вас!
Холлистер сел.
— Вот так лучше, — одобрил Циммерман. — Уверяю вас, получить плутоний, когда его твердо возьмет в руки Комиссия по атомной энергии, невозможно. Но есть короткий отрезок времени после того, как материал выйдет из–под нашей юрисдикции, но перед тем, как он попадет в хранилише КАЭ; тогда он уязвим. Мы сможем сообщить вам день и время, когда транспорт покинет нашу страну. Мы будем знать номер рейса и время его прибытия в Нью-Йорк. Все, что требуется от вас или ваших сотрудников, — это слаженно действовать в точно означенный момент и обеспечить себе чистый отход. Вас ждет успех.
Холлистер кивнул. Но мысли у него были самые мрачные. Все их заверения в успехе мало утешали его. Потому что, успех ли, неуспех ли, но он ввязался в дело, которое направлено против его страны, против самой его натуры. Кем бы он ни был и что бы он ни делал раньше, он всегда был далек от заговора.
День был жарким, туманно-сырым, в воздухе висело жужжание летних насекомых. Узкая дорога извивалась под густым навесом деревьев вдоль берега озера.
Неожиданные прерывистые пятна света, пробивающегося сквозь листву, маскировали изгибы и очертания дороги. Изыскатели, прокладывавшие дорогу, должно быть, спроектировали ее так, чтобы нарочно сбить с толку вторгнувшихся чужаков. Для нее прорубили в чаще коридор, ведущий к великолепным изолированным домам, спрятавшимся в лесах возле самого озера.
Двое мужчин в медленно двигавшемся “шевроле” не были здешними обитателями. Они были, вероятно, из соседнего Иллинойса, или, по крайней мере, оттуда был номер их машины. На их белых рубашках с короткими рукавами расплывались пятна пота.
Тому, кто вел машину, было особенно неудобно. Он согнулся над рулем, стараясь, чтобы мокрая рубашка не липла к спине. Эго был гигант, с буйволиными плечами и такими большими руками, что руль казался в них игрушкой. Его спутник — очкастый, учительского облика, с большим носом и кадыком под срезанным подбородком — сидел на переднем сиденье, притиснутый к двери.
— Вот он, — сказал гигант, остановив машину перед стеной из дикого камня. Голос его напоминал отрыжку.
