Терская коловерть. Книга вторая. | страница 4
Данел поскреб пальцами под папахой. Правильно говорит Аксан, ничего не сделается этому сорванцу, если поглядит за чужими телятами.
— А сколько ты мне дашь муки, Аксан, если я приведу к тебе моего сына?
— Клянусь Уациллой, это деловой разговор! — воскликнул Аксан. — Возьмешь столько, сколько он поднимет за один раз.
— Но он, наверно... не сможет поднять больше пуда, — возразил разочарованный отец будущего батрака.
— А разве этого мало? — сделал удивленные глаза хуторянин-богач.
Хоть и мало, но все же лучше чем ничего. Повеселевший Данел едва не бегом направился домой: уже сегодня к обеду у них будут пшеничные лепешки. Боже великий! Помоги Казбеку поднять мешок потяжелее.
Не доходя до центрального колодца, Данел снова увидел Чора. Он шел в обнимку со своим должником Мате Караевым и пел песню. Мате подтягивал ему дребезжащим басом и в такт песне размахивал дохлой кошкой.
— Куда это вы направились, да будет вам попутчиком сам Уастырджи? — крикнул Данел, прикидывая на глаз, сколько примерно выпили араки эти люди, достигнув за довольно короткий срок такого отменного состояния духа.
Ковыляющий из стороны в сторону дуэт остановился. Запевала сделал неопределённый жест рукой, с трудом заворочал языком:
— Мы идем на могилу Алы... (и-ык!) Чайгозты, чтоб накормить его (и-ык!) дохлой кошкой.
— Ангелы святые! — Данел воздел руки к небу. — Ты же хотел накормить ею совсем другого покойника.
Чора прищурил и без того узкие глаза:
— Я передумал. Зачем обижать хорошего человека, — тут он хлопнул по плечу своего неуверенно стоящего на ногах спутника, — он же не виноват, что сам всю жизнь ходит в старой шапке.
Казбек уселся на жердь загородки, отделяющей коров-маток от новорожденных телят, вынул из кармана обтрепанных штанов кусок просяного чурека и, болтая дырявыми чувяками, принялся его смаковать. Синие глаза его при этом блаженно щурились, а медная серьга, продетая в мочку правого уха повивальной бабкой Мишурат Бабаевой, пускала по стене сарая веселых зайчиков. Ах, как вкусно! Не зря, выходит, пупок надрывал в тот день, когда хозяин рассчитывался с его отцом за приобретенного работника. Целых два пуда просяной муки приподнял над землей юный батрак, стараясь принести своей семье как можно больше пользы. «Смотри, килу нарвешь», — скосоротился тогда хозяин. А отец облегченно вздохнул и сказал с гордостью: «С виду дохлый, а жилистый — весь в меня».
К загородке подошел Гаги, младший сын Аксана Каргинова с куском уалибаха в руке. Он покрутил пирогом перед носом сверстника и сказал, роняя изо рта сырные крошки: