Мы поговорим с вами, уважаемые, о принципах подбора и расстановки кадров в низовом звене, то есть в вопросах, входящих в вашу компетенцию… — Он отпивает из стакана чай, который на каждую новую лекционную пару заботливо ставит официантка из кафе, прокашливается. — Как известно, принцип подбора и расстановка кадров в низовом звене, — повторяет он, — то есть в вопросах, входящих в вашу компетенцию…
Виталий Кузьмич говорит не спеша, обдумывая каждое предложение и делая ради этого между ними продолжительные паузы. Голос его звучит негромко, как бы на одной ноте, и это действует убаюкивающе. Дробанюка, который прошлой ночью плохо спал — возбуждение так и не улеглось, — потихоньку начинает клонить в дрему, но он крепится. А вот сидящий у самой двери пожилой дядька из опоздавших, — тот уже безвольно свесил голову на грудь и все слышнее посапывает. Затем он начинает по-настоящему могуче храпеть. Виталий Кузьмич замечает это, приостанавливая на нем взгляд, но продолжает все так же размеренно читать свою лекцию. И только тогда, когда пожилой дядька усиливает свой храп до такой степени, что заглушает его речь, он болезненно морщится. Кажется, Виталий Кузьмич вот-вот попросит разбудить дядьку, но происходит неожиданное. Вдруг кто-то громко чихает раз, потом другой, и это почему-то вызывает взрыв хохота. Храпевший дядька с испугу подхватывается и направляется к выходу.
— Вы куда? — останавливает его Виталий Кузьмич.
— Ну, это… перерыв же, — моргая, растерянно объясняет тот. — А что — разве еще не?.. — оторопело смотрит он то на слушателей, то на Виталия Кузьмича.
— Да, доучились мы… — неодобрительно качает головой тот, а пожилой дядька под всеобщий хохот пятится на свое место. — Но продолжим, — говорит Виталий Кузьмич, и снова болезненно морщится — на этот раз оттого, что не может вспомнить, на чем его перебили. — Ну, так на чем я остановился? — помогая себе, прищелкивает он пальцами. Затем ищет взглядом, кого бы спросить, потому что добровольно никто не откликнулся. — Подскажи ты, Фролкин, — обращается он к сидящему в первом ряду начальнику участка.
Тот нехотя поднимается, затем, насупив брови, пытается вспомнить.
— Ну, Фролкин? — поторапливает его Виталий Кузьмич. — Не помнишь?
— Так чихнули же!.. — оправдывается тот. — Сбили с толку!
— Да-а, — говорит Виталий Кузьмич и останавливает свой взгляд на Зыбине. — Может, ты подскажешь, Зыбин?
Тот уверенно поднимается и бодро выпаливает:
