«Ну, маг, ну, волшебник!» — думает об Ухлюпине Дробанюк. Сейчас он остро завидует его умению пустить женщинам в нужный момент пыль в глаза.
Когда мадонне подают бокал, Зыбин снова взвивается над столом.
— Анечка, на брудершафт! — кричит он.
— С кем? — усаживает его на место отрезвляющим вопросом Ухлюпин.
— С вами, Юрий Алексеевич, конечно, — тут же подает голосок Лузик.
— А что — мысль, кажется, дельная, — соглашается Ухлюпин. — Ну-ка, Анечка, скрестим наши руки.
— Как это? — смущенно улыбается мадонна, тем не менее импульсивно подаваясь вперед своим пышным бюстом.
— А вот так, — заносит тот свою руку за ее. — Сейчас пьем, потом целуемся.
— Прям и целоваться сразу, — жеманится та.
— Так положено! — снова взвивается Зыбин.
— Прогрессирует товарищ, — кивает в его сторону Ухлюпин. — Наконец понял свою задачу. Ну, Анечка, за нашу знаменательную встречу в этих прекрасных пенатах!
— До дна! До дна! — начинает скандировать Лузик.
— И-эх! — опрокидывает свои сто граммов Ухлюпин и не закусывая ждет, пока выпьет шампанское мадонна. Затем властно привлекает ее к себе.
— Ой, щекотно! — взвизгивает мадонна от соприкосновения с его бакенбардами.
Но Ухлюпин, игнорируя это, надолго впивается в ее губы своими.
Потом наступает черед песен. Ухлюпин аккомпанирует на гитаре, время от времени смущая мадонну своими выразительными взглядами.
— Эх, танго бы сейчас! — страдальчески вздыхает Зыбин. Язык у него уже сильно заплетается.
— Смотри, опять дельная мысль! — с деланным изумлением откликается Ухлюпин.
— А сейчас будет «Кумпарсита», — кричит Лузик, который пристроился у телевизора — смотреть какую-то эстрадную передачу.
— Какая «Кумпарсита»?
— Ну, танго! Пахомова и Горшков танцевать будут, — объясняет Лузик и делает звук погромче.
Комнату заполняют зажигательные звуки аргентинского танго. Ухлюпин подхватывается с места и в полупоклоне галантно протягивает мадонне руку.
— Просю!
— Ой, да что вы! — по своему обыкновению жеманится та, но Ухлюпин увлекает ее за собой на свободное место у телевизора и, прижавшись к ее мощному бюсту, ведет мадонну в танце. Дробанюк поочередно смотрит то на телевизионный экран, где с изумительной пластичностью скользят на льду олимпийские чемпионы Пахомова и Горшков, то на Ухлюпина, со страстной конвульсивностью выделывающего свои замысловатые па. Конвульсирует тот практически в одиночку, потому что партнерша величественно инертна, выразительные формы ее будто раз и навсегда застыли.
