— Благодарю вас, Ваше Величество, — ответила я реверансом, когда мне пришел в голову вопрос. — Ваше Величество, когда вы рассказывали мне свою историю, вы нигде не упомянули о том, что случилось с Ледокровными, проживающими в Судазии. Возможно, в следующий раз вы сможете рассказать мне больше.
Она улыбнулась, но холодно, словно лед, а не огонь, пробежали по ее венам. — Почему-то, дитя, я предположила, что ты знаешь. Когда стало ясно, что мои люди в Темпезии были потеряны для меня, я окружила всех Ледокровных, живущих в моем королевстве. Некоторые из них стали подчиненными слугами, как мой верный Ренир. — Она указала на одного из лакеев, стоящих у стены, и я заморгала. Как я пропустила это? Глаза у него были бледно-голубые, тонкие, но, безусловно, знак Ледокровного.
— А те, кто отказался идти на службу? — спросила я с любопытством, заставляя себя не пялиться.
Она взглянула на меня, ее глаза были холодными и непроницаемые, как тюремные стены.
— Я приказал своим Огнекровным мастерам казнить их всех.
В ту же ночь я ходила по мягкому, богато узорчатому ковру в своей комнате, когда в мою дверь раздался мягкий стук. Я открыла ее, чтобы увидеть Кая, все еще в одежде с ужина, и кружкой в каждой руке. — Могу ли я войти?
Сознавая насколько, тонкая ткань моей ночной рубашки, я скрестила руки на груди и отступила. — Думаю да.
— Не можешь заснуть? — спросил он, закрывая дверь ногой.
Я пожала плечами.
— Я тоже не мог спать перед первым испытанием. — Он протянул кружку. — Чтобы успокоить нервы.
— Это чай или вино? Мне нужно быть быстрой завтра.
— Это означает, что тебе нужно поспать. Всего несколько капель.
Я вздохнула и взяла кружку. Он удар своей кружкой по моей. — За становление мастером.
— Мы пьем за тебя или меня?
Он усмехнулся. — За обоих.
Все было во мраке за исключением света от моей единственной свечи. Пустота прижалась к нам так, словно хотела проглотить нас целиком. Насколько я знала, эта ночь была моей последней, в последний раз я чувствовала комфорт в кровати, в последний раз, когда я была в своих мечтах и думал о человеке, о котором я больше всего заботилась в этом мире. После ужина я написала письмо Аркусу, рассказав ему, обо всем, на что у меня никогда не хватило смелости сказать ему в лицо. Горячие слезы падали, размывая чернила и с шипением делали крошечных отверстий в пергаменте. Я надеялась, что он простит меня. За это и за все остальное.
Я отодвинула мысли об Аркусе, по крайней мере, насколько могла. Он никогда не был далеко в моей памяти.
