— Как это? — не понял Карпо.
— Паук такой есть ядовитый. Каракурт называется. По-русски означает: черная вдова.
— Не обязательно вдову брать, да еще черную. Есть пожилые девки разной масти. Сейчас их много таких развелось.
— Не понял ты. Каракурт этот — чем знаменитый? Его паучиха, как только спарится с пауком, так тут же и съедает его. Живьем сжирает мужика своего, зараза такая.
— Съедает? — удивился Карпо.
— Да. Вот такие же и бабы наши. Они все каракурты, только, может, хитрые. А есть даже и не очень хитрят… Едят не в прямом смысле, конечно, а…
— Это я понимаю… Да, крепко ты на них обозлился, — сказал задумчиво Карпо. — Ну, и как же теперь с ними быть-то? Дустом травить?
— При чем тут дустом? К власти не пускать. А то ж они как за прилавком, как на работе лаются, так и дома.
— Значит, теперь ты их из своей жизни окончательно исключил? — поинтересовался Карпо.
— Нет, зачем же? — улыбнулся Илья. — Без них тоже нельзя. Они знаешь когда хороши? Когда к ней в гости приходишь. И то не часто, а так… Когда она поскучает, проголодается… Тут-то она тебя ждет! И такая ласковая, такая внимательная, такая… Ну, я тебе скажу, настоящий человек! Но опять же — не зевай, не задерживайся долго. Полюбились, помиловались и знай время — сматывайся побыстрее, а то схряпает, как та каракуртиха. Их нельзя приручать, их надо все время держать на расстоянии, как тигру — в клетке, тогда еще как-то можно с ними ужиться.
Карпо молчал, переваривал слова Ильи, не решив еще, как к ним относиться. Шутка — так вроде не шутка, а и серьезного мало. Если бы это говорил кто-нибудь другой, не Илья… Прикинул знакомых женщин — жену, дочь Клавку, свояченицу Марью, соседей. «С Ульяной живем уже лет пятьдесят — и ничего… Клавка? Ну, двое первых у нее были — так те сами обое пьяницы. Теперь же вот с Романом живет хорошо. Марья? Та, правда, часто шпыняет своего без дела… Ну и што? Живут же?»
Мысленно Карпо перебрал всех соседей на своей улице, заглянул во все хаты — и нет, не согласен он с Ильей.
— Нет, Илья, я с тобой все-таки несогласный. Есть же бабы и ничего себе?
— Может, ты хвамилию ее знаешь? — ехидно спросил Илья.
— Знаю! У Виктора Пухлякова. Ласковая бабенка попалась. Только и слышишь: «Витя, Витенька! Есть, наверное, хочешь? Что тебе приготовить, Витя? Витюсь, какую рубашку наденешь? Только гляди там с девочками не очень!..» И засмеется, чтобы Витя, значит, не обиделся, зальется, как колокольчик, как синичка предвесенняя.
