Так они играли в поддавки, пока наконец коробка не остановилась неподвижно на середине стола, а с двух сторон ее подпирали толстые пальцы Неваляйкина и беленький морщинистый кулачок директрисы.
— Нет, нет… — шептала она.
— Ну, Марья Санна!.. — умолял он страстно.
— Нет, нет…
— Марья Санна!..
— Ну что с вами делать?.. — Марья Санна отодвинула ящик и сгребла туда коробку. Клык гулко стукнул и скрылся в темной фанерной пропасти навсегда.
Неваляйкин облегченно вздохнул и обласкал директрису глазами:
— Одна только просьба, Марья Санна: передайте мою рукопись Эжени. Правда, она редактор не ахти какой, но у нас с ней давний контакт… Творческий. А это для писателя далеко немаловажно. Целую ручки!
Мука четвертая,
или
Бой в глубине обороны противника
В кабинет главного редактора Неваляйкин вошел, как в свою квартиру.
— Привет, Гриша! — закричал он с порога, не дав главному опомниться. Обнял его левой рукой, вмял голову главного себе под мышку, подержал, пока тот не стал задыхаться, отпустил: — Вижу, старина, ты совсем закопался в этой службе: выглядишь плохо! Наверное, и в отпуск еще не ходил? Все разгребаешь чужие дела, а свои, как всегда, ждут? А ведь ты талантливый мужик! Жаль, жаль, зарываешь свой талант в землю. Тебе надо писать! Самому! Я ж помню!..
— К сожалению, никто этого не видит, — пожаловался главный, вытирая вспотевший лоб.
— Видят! И знают! Настоящие друзья — вроде меня. Я к тебе на минутку, Гриша: давно не видел, соскучился. Ну, выглядишь ты ничего! Тьфу, тьфу… — Неваляйкин постучал по дереву.
— Спасибо, — размягчился, будто воск, главный, глаза его потеплели.
— Зная твою страсть, хочу порадовать… Вот, возьми на память. «Спрут»! — Неваляйкин водрузил перед главным корневище. — Из Эфиопии. Увидел, вспомнил тебя… Думаю: «Возьму, сделаю Грише приятное». А хорош, стервец!
— Прелесть! — расплылся в улыбке главный. — Спасибо! — и совсем растаял.
— Ну, не буду отнимать у тебя драгоценное время, побегу. Там я рукопись принес, так ты проследи, пожалуйста…
— Ну! О чем речь! — главный развел руки в стороны. — Все будет нормально!.. — Он был так растроган, что готов был заплакать.
— Привет! — Неваляйкин поднял руку и вышел.
Мука пятая,
или
Направление главного удара
— О, радость моя! Эжени! — У Неваляйкина влажно заблестели глаза. — Ты совсем, видать, забыва меня? А я все пою: «Эжени, Эжени, ты меня на себе ожени!»
— Ах, все это только слова, к сожалению… А как до дела доходит, так вы в кусты… Разве не так?
