Однако как ни бесновался Неваляйкин, а после разговора с докладчиком он стал уже совсем иным — он будто вырос в своих собственных глазах и смотрел на всех победителем: человек выпустил пар, и ему полегчало.
А через три дня я получил от него пухлый пакет и в нем «Литературный вестник» с отчетом о собрании. Основной доклад печатался полностью, и был он похож скорее на длинный поминальник, чем на серьезный разговор о делах: от обилия имен рябило в глазах.
В абзаце, который начинался словами: «Нынче нельзя представить наш литературный процесс и без таких имен, как…» — все эти слова и фамилия Неваляйкина были жирно подчеркнуты красным фломастером, и от них тянулись длинные вожжи на чистое поле, где красовалась игривая приписка:
«Читай и завидуй! Правда восторжествовала! Так-то! Э. Нев.».
Неваляйкин сидел за столом, тяжело опустив голову над нетронутой вырезкой, чмокал недовольно мясистыми губами, словно жевал что-то невкусное и несъедобное. Угрюмо поводил глазами по заставленному закусками столу, машинально налил в стопки, обратился к соседу напротив — своему закадычному другу Косорылову:
— Читал?
— Ну… — качнулся Косорылов. Лицо его от выпитого уже было багровым, как флотский борщ, а узкие глазки совсем слиплись.
— Слушай, дружище! — подался к нему Неваляйкин. — Очнись: ты недооцениваешь ситуации! Ты лауреат какой-то там премии, и то не пощадили — в последней рецензии уже появилось: «Однако…» Замечание сделали. А я голенький, совсем ничем не прикрытый, колхозная премия — это не щит, — так мне целый абзац закатили после этого «однако»: «К сожалению, роман непомерно растянут, изобилует натуралистическими сценами…» Видал?
— Чепуха! — Косорылов выпил, вытер рукой рот. — Я этому критику морду набью!
— Не то, — отмел такую меру Неваляйкин. — Несерьезно это. Мы должны быть вооружены властью. Понимаешь — властью!
— Ну что ж!.. Вооружимся!
— Властью! Должностью! — втолковывал ему Неваляйкин. — Тогда мы сможем спокойно творить и… к премиям поближе будем. А иначе добра не видать: нас, талантливых писателей, подавят как лягушат на асфальте. Нужна должность для прикрытия. Понял?
— Пожалуй… — кивнул Косорылов. — А вдруг и при должности раскритикуют?.. Да ниспровергнут?
— Не посмеют!.. А со временем имя примелькается, укоренится, ниспровергать будет уже неудобно.
— Там выступать часто надо. А по выступлению Петр Первый тупость оратора определял, — пьяно засмеялся Косорылов.
