— Курица безмозглая! Я всегда знал, что моя жизнь, моя работа чужды тебе! Ты никогда не понимала и теперь уже не поймешь душу творческого человека! Ты!.. Ты!.. Я развожусь с тобой! Хватит!..
Неваляйкин стоял посреди комнаты и был страшен в гневе, как проснувшийся вулкан. С трудом удалось унять его, и, когда он немного пришел в себя, я спросил:
— А что, в самом деле — это очень страшное событие, когда тебя не упоминают в докладе?
— Ну, а как же? Это же симптом!
— Какой?
— Либо против тебя козни какие-то плетутся, либо тебя хотят выдворить из комиссий, либо вообще взят курс на замалчивание. А знаешь, что такое замалчивание для писателя? Это значит заживо похоронить его! Я тебе должен сказать, что у нас самые яростные страсти разгораются именно вокруг этого — «упомянули» или «не упомянули». Прошлый раз одного уже в отчете случайно не упомянули, так он всех на ноги поднял, аж в ЮНЕСКО жаловался.
— Может, и твоя фамилия случайно выпала? Ты не узнавал?
— В докладе случайностей не бывает, — сказал Неваляйкин. — Его текст готовится заранее, обсуждается, утверждается, и при этом каждая фамилия обсасывается со всех сторон.
— Но ты все-таки позвони докладчику, узнай, в чем дело. Авось все и образуется.
Вижу — воспрянул мой Эразм, в глазах появился огонек: идея моя ему понравилась. Милочка тут же подала мужу увесистый гроссбух в сером коленкоре под названием «Справочник Союза писателей», и он стал лихорадочно листать его.
Пока Неваляйкин набирал номер, Милочка принесла из другой комнаты параллельный аппарат и сунула мне трубку. Я хотел было отстранить ее — неудобно все-таки, но Неваляйкин кивком одобрил ее действия:
— Послушай. Тут никаких секретов нет, просто будешь в курсе дела.
После обычных приветствий Эразм сразу поставил вопрос ребром: как понимать тот факт, что его не упомянули в докладе. На другом конце провода наступила короткая пауза, видно, собеседник Неваляйкина собирался с духом. И вот наконец полилась его спокойная, мягкая, слегка картавая речь:
— Видите ли, дорогой Эразм Иванович… Я должен сразу сказать, что у меня к вам нет никакой предвзятости, но надо было позвонить, когда я готовился к докладу, как это делали другие. А кроме того, я просто физически не мог перечислить всех…
— Я не говорю о всех, — прервал его Неваляйкин. — Я говорю о себе: почему мое имя замалчивается? Я что, хуже Черногузова, который, кстати, дважды фигуряет в вашем докладе? Или, может, он ваш родич?
