С этих пор восточные провинции были открыты для разорения и грабежа, в которых сыграли свою роль и готы, и гунны, и подчиненные им племена, гонимые голодом. Все, что смог сделать Константинополь,— это уберечь себя от уничтожения.
Запад также был беззащитным перед лицом нападения. Но у нас нет возможности поинтересоваться подробностями этих атак. Достаточно сказать, что Империя полностью осознавала опасность, в которой она оказалась, и принимала все меры, какие могла, чтобы отвести в сторону натиск катившегося на нее вала и направить его воды в какое-то русло. Нельзя сказать, чтобы предпринимаемые усилия были совершенно безуспешными. Но за это пришлось заплатить полной варваризацией армии и передачей императорами всей исполнительной власти в руки варварских военачальников. В последовавшей сумятице — а это был не такой уж хаос, как иногда считают,— часто трудно определить направление государственной политики; но именно она кроется за этой борьбой за выживание. Некоторые провинции, побережья и города всегда считались достойными того, чтобы за них бороться, а другие — нет. Вероятно, западные императоры, чувствовавшие себя в безопасности за болотами Равенны, были марионетками. Но их веревочки заслуживали того, чтобы за них тянуть.
Величайшим варварским военачальником, оборонявшим Рим от своих собственных соплеменников, был вандал Стилихон. Быстро поднявшись по лестнице военной иерархии, он занял свое положение посредством женитьбы на племяннице императора Феодосия I, который, умирая, разделил Империю между двумя своими сыновьями. Стилихона он назначил опекуном младшего (Гонория), которому отходил Запад. Но десятилетие искусных военных операций против готов не смогли внушить римлянам любви к Стилихону. Он спасал Рим дважды (Аларих овладел им вскоре после его смерти), но тем не менее оставался излюбленной мишенью римских авторов, которые предпочитали видеть в нем человека, подкупленного врагом. Почему так случилось? По-видимому, отчасти из-за того, что он был готов помириться с готами, пытаясь вырвать из-под контроля Константинополя восточные области Иллирика, бывшие предметом усиленных домогательств. Еще отчасти потому, что повышенное внимание к событиям в Италии и на Балканах оставляло открытой для нападений Галлию. А также потому, что его оборонительная политика обернулась значительными расходами для класса сенаторов. Но самое главное потому, что для римлян, видимо, он знаменовал собой приход арианства. То, почему для западных ортодоксов отождествление готов и вандалов с этой формой христианства было таким естественным и таким пугающим, нуждается в некотором разъяснении; поскольку именно от этого, в очень большой степени, зависит история заселения Запада варварами.
