Может быть, вначале ты бунтовал против этого[88]. Но потом ты принял свое положение, примирился с ним. Может быть, прошли месяцы или годы, прежде чем ты оправился от шока и смирился.
Во всяком случае, в начале это шокировало тебя, выбило почву из-под ног. По крайней мере, поняв, что ты не такой, как все, ты почувствовал, что что-то не в порядке.
Сколько вопросов встало перед тобой! «Если об этом узнают мои родители, не перестанут ли они меня любить?» «Как рассказать им об этом, не говоря прямо?» «До каких пор это нужно скрывать?» «Не отвергнет ли меня моя семья?» «Как быть с тем, что я не смогу жениться?» «Будет ли у меня возможность карьеры, ведь я живу в обществе, в основном состоящем из гетеросексуалов?» «Если о моей сексуальной ориентации узнают, будут ли мои знакомые со мной общаться? Или я окажусь в гетто? Или мне придется "уйти в подполье"?»
А если ты верующий, вопросов еще больше: «Грех ли это? Почему Бог создал меня таким? Не отвергнет ли меня Церковь? Найду ли я христианскую общину, которая примет меня таким, какой я есть? Могу ли я в полной мере жить Евангелием?»
И у тебя начинается личностный кризис: «Нормален ли я? Виноват ли я? Может быть, я обречен быть не в состоянии воплотить мою способность любить? Останется ли эта проблема на всю жизнь?»[89]
Эрик, Жан-Шарль, Сильвэн, в свои 14-15 лет вы уже задавали мне эти ужасные вопросы. Они были слишком тяжелы для ваших хрупких плеч. Вы были просто раздавлены этими вопросами. Вам не с кем было поговорить об этом. Кто-то из вас годами был один на один с этими вопросами. Один, один, один… Безнадежно одинок.
Вам было неуютно, плохо. Вам казалось, что вы раздвоены, не в своей тарелке. Чтобы спастись от этого, кто-то из вас принял фатальное решение. Путем дорогостоящей операции вы «изменили пол», поменяли свои половые органы или, по крайней мере, внешность. А потом… скольким из вас так и не удалось примириться с необратимым. На самом деле это ничего не решило — а теперь уже слишком поздно!
Многие из вас, не доходя до таких крайностей, просто живут как трансвеститы, но в глубине души вы понимаете, что это двойная игра, что-то вроде эстетической шизофрении. Сильвэн, Режан, Иван, какое отчаяние я читал в ваших глазах, сидя в вашей монреальской квартирке, когда вы спрашивали меня, стоит ли вам делать операцию. Удалось ли мне убедить вас не совершать непоправимого?
Тяжесть этих вопросов — на самом деле тяжесть не твоих проблем, конфликтов, отклонений. Это проблемы общества, твоей семьи, твоего окружения. Ты получил их, как отравленное наследство. Ты — пострадавший. Ты расхлебываешь кашу, которую не ты заварил. Что с этим делать? Что теперь делать? Что делать?
