Господь жесток | страница 10



Впервые за все время голос Карен начал выражать хоть какие-то чувства. Этим чувством был страх. Я сидел, боясь пошевелиться.

- Когда я проснулась, был уже день. Наверное, это мама перевязала мне голову и перенесла меня на кровать. Голова раскалывалась от боли. Я пошла в ванную, он меня позвал. Они с мамой лежали в постели. Он начал меня оскорблять, не давая мне вставить ни слова, и все больше распалялся. И тут я на него заорала. Он соскочил с кровати и опять кинулся на меня с кулаками. Сорвал с меня рубашку. Он колотил меня по животу и груди, и его кулаки были, как огромные молоты. "Сука, - твердил он. - Шлюха". Я думала, он меня убьет, поэтому схватила его руку и укусила. Он заревел, будто дракон, и швырнул меня через всю комнату на кровать. Мама вскочила, а он спустил трусы, и я увидела такой большой, красный... Я кричала, кричала и колотила его по спине, а мама стояла рядом. Глаза у нее были большие и круглые, словно в мультфильмах. Я кричала, визжала, и...

Она осеклась и сжалась в комок. Когда же заговорила вновь, голос опять звучал безжизненно:

- Проснулась я опять в своей постели. Я долго-долго мылась под душем, а затем сошла вниз. Мама готовила оладьи. Она дала мне оладушек, я села за стол, начала есть, а потом швырнула все на стол и выбежала вон. Она не проронила ни слова, не окликнула меня. В тот же день после школы я отправилась в приют и написала ходатайство об избавлении от родительской опеки. Я никогда их больше не видела. И никому об этом не рассказывала.

Она надолго замолчала, я даже решил, что она заснула.

- С тех пор я проделывала это с мужчинами и женщинами, с мальчиками и девочками, в темноте и при ярком свете, с людьми, которые были мне дороги, и с теми, кто нет, и я никак не могла понять, в чем же тут удовольствие. В лучшем случае мне было не очень противно. Боже мой, как я мечтала узнать... Теперь знаю.

Язык у нее начал заплетаться.

- Один миг - а он сломал всю мою жизнь. Лучше бы я тогда разбилась на машине. Пусть даже одна.

Я долго сидел не шевелясь. Когда же встал, ноги подкашивались, а руки дрожали, и так было все время, пока готовил ужин.

После этого она почти двое суток не могла толком прийти в себя. Я вливал в нее крепкий бульон, а однажды заставил съесть размоченные в чае гренки. Иногда она называла меня чужими именами, бормотала что-то непонятное. Я слушал ее кассеты, смотрел видео, листал книги и играл на компьютере. Я выпил кучу ее аспирина и не прикоснулся к спиртному.