— Ага! — подтвердил мои умозаключения чрезвычайно собой довольный дракон, и переключился на вторую грудь, а я с легким «Ах!» выгнулась навстречу настойчивым, горячим губам.
Я заерзала на его животе, и ректор Эйнар, оторвавшись от своего занятия (и от моей груди) обхватил ладонями мое лицо, коснулся легким поцелуем губ.
— Как вы себя чувствуете, Тереса?
Я недоуменно подняла на него взгляд, и он пояснил:
— Я имею ввиду ваше самочувствие. Да и в целом…
Дракон явно не желал прямо указывать на то, что ведь непросто так я явилась к нему среди ночи, завернутая чуть ли не в одеяло, и я была ему благодарна за эту деликатность. И на его вопрос, прислушавшись к самоощущениям, я честно ответила:
— Отлично!
Здоровый сон и здоровый секс творят с женщиной чудеса, могла бы добавить я, но не стала, заразившись, видимо, от дракона деликатностью.
Половым путем от мужчины чего только не подцепишь, хе-хе!
Ректор, к счастью, не читавший мои мысли — и правильно, там все равно сплошь непристойности! — отвел с моего лица буйные кудри, бережно погладил по щеке костяшками пальцев:
— Может быть, все же обратитесь к целителю? При академии очень достойный лазарет, и мастер Маргрит удивительно неболтлива…
Я снова поерзала на своем «скакуне», и, возмущенно посопев, выдала:
— Ректор Эйнар, благодарю вас за заботу, но в услугах целителей я, хвала Тьме, не нуждаюсь!
— Вот ведь упрямая девица! — выдохнул рептилий, и в очередной раз рывком перевернулся в постели, но на этот раз вместе со мной.
Я охнула, пискнула, негодующе брыкнулась, протестуя против подобного обращения — и забыла обо всем на свете, когда драконий рот властно, почти грубо накрыл мои губы, язык ворвался в мой рот, напористо, яростно — не как гость, но как жестокий завоеватель, а руками он сделал что-то такое, отчего мои ноги непонятным образом оказались у него на плечах.
Дракон пил мое дыхание, прикусывал губы, и снова шершавый, жадный язык скользящим движением проникал в мой рот, и против воли вырывал из меня всхлипы и стоны.
Проникновение под неожиданным углом заставило меня остро вскрикнуть, сжаться, плотнее ощутить внутри твердый горячий ствол, а потом в ощущении полной беспомощности мне оставалось только принимать глубокие толчки, каждый из которых снова возносил на вершину блаженства.
Тьма! Ну как же это до невозможности прекрасно…
Острое наслаждение, пронзившее тело молнией, выжало все силы. Я обмякла на простынях, прикрыв глаза и чувствуя, как часто вздымается грудь и бешено колотится сердце. Эйнар выпустил мои ноги, щекотно поцеловал подрагивающий живот, боднул его. И, запустив пальцы в окончательно рассыпавшуюся на взлохмаченные бронзовые локоны шевелюру, я прошептала умирающим голосом:
