А личные дела мои включали в себя далеко не только визиты многоуважаемого ректора, который и следующим вечером меня свои присутствием не почтил. Вернувшись с дополнительного занятия с Саймоном, на этот раз практического, я села готовить теоретическую часть, поминутно ожидая стука в дверь, но так и не дождалась. Досадливо фыркнув на вновь красующуюся на моем столе белладонну, я запретила себе думать о всяких чешуйчатых гадах и, дождавшись наступления темноты, снова отправилась на кладбище.
Воспоминания о покореженной границе имения Ривад не давали мне покоя, и я должна была убедиться, что кто бы ни пытался проникнуть на мои земли, он оставил свои попытки и убрался по добру по здорову.
В прошлый раз легко скользнуть сознанием за многие-многие километры мне помог обряд памяти и сила всех призванных предков за спиной. В этот раз требовалось кое-что другое.
Установив четыре толстые ритуальные свечи по сторонам света, я заклинанием зажгла в них огонь, взяла в руки четки с гладкими, как галька, выбеленными, почти сияющими в темноте позвонками и, перебирая их, принялась молча произносить формулу призыва, лишь едва шевеля губами.
Одна из могил — та, от которой остался лишь едва заметный холмик, поросший травой, самая старая могила на кладбище — вздулась горбом. Наружу показалась сначала острая длинная морда с кривыми, торчащими во все стороны клыками, будто их было так много, что они не убирались в пасть. Потом — лобастая голова-череп с бездонными провалами глазниц. Потом — гибкий, хищный скелет, обтянутый прозрачной кожей. И, наконец, длинный шипастый хвост.
Призрачный шакал встряхнулся, скидывая с себя комья влажной земли, вскинул голову к звездам и издал высокий скулящий вопль, к счастью, слышный только за гранью.
За этот вопль их и назвали шакалами, хотя среди некромантов, эти твари куда чаще выполняли роль ездовых лошадок, благодаря способности за скромную плату увезти дух призывающего в любое место на планете.
Я бросила твари огромный шмат мяса, купленный в Тилбери еще неделю назад и сохраненный под чарами для подобной надобности. И шакал, смачно облизываясь, с чавканьем его умял. После чего позволил взгромоздиться на костлявую, ужасно неудобную спину и обхватить себя рукам за шею, и, повинуясь, мысленному приказу, рванул с места, выдергивая мое сознание из ставшей ненужной сейчас телесной оболочки.
