Она улетела куда-то в сторону письменного стола, и тяжелое тело, на котором из одежды остались одни штаны, прижало к постели мое, полностью нагое. Руки, губы, язык Эйнара были, кажется, везде — гладили бедра, целовали грудь, ласкали соски, я бешено извивалась, стараясь прижаться к нему ближе, больше, горячее, тело к телу, кожа к коже, сильнее, ярче, еще! Гладя широкую спину, путаясь пальцами в волосах — длинных, темных, тяжелых… И когда несколько прядей этих волос упали на мою грудь, щекотнув кончиками кожу, задев сосок, я вдруг и разом лишилась разума, и вцепилась ногтями во влажную кожу, выгнулась, рыча, вдавливая себя в его тело, кусая близкое, беззащитное горло губами, языком чувствуя мужской сладостный стон.
Щелкнула пряжка ремня, Эйнар приподнялся, снимая штаны, гася мой разочарованный стон поцелуем, а в следующий миг снова придавил меня к постели своим благословенным, необходимым весом, и мужская плоть вошла в меня одним ударом, рывком, до упора.
Дракон замер, и я не шевелилась, прислушиваясь к этому теперь знакомому — и все равно новому ощущению. Заполненности. Уместности. Когда внизу, внутри меня тесно, и горячо, и так упоительно-необходимо…
А потом Эйнар начал двигаться, и я отвечала, принимая все ускоряющиеся толчки, и весь мир сузился до моих ощущений, рождавшихся от того, что жаркая тугая плоть скользит во мне, и яростные рывки рождали такое же свирепое наслаждение, и оно прибывало, росло, быстрее, и быстрее, и быстрей, пока вдруг замерло на пике сладким мгновеньем — и взорвалось ослепительно-яркими спазмами…
Эйнар замер, пережидая мою кульминацию, дожидаясь, пока мир перестанет крутиться вокруг меня. Поймал мой взгляд — и в несколько быстрых, резких движений догнал меня, извергнувшись горячими пульсирующими толчками.
Когда тяжелое, горячее тело, практически полностью навалилось на меня, я и не подумала протестовать. Тяжело, да — но эта приятная тяжесть была из разряда тех, что не хочется с себя спихивать. Я вздохнула, и провела ласково ладонями по широкой влажной спине, зарылась пальцами в волосы. Огладила могучие плечи. Положила ладошки на грудь — снова изумляясь масштабам. Дракон, кажется, принял это за попытку вырваться — и перекатился на бок, под мой протестующий вскрик:
— Эй! Холодно!
Мерзкий ящер издал звук, подозрительно напоминающий смешок, и вместо того, чтобы вернуть девушке ее одеялко (тяжелое, зато с подогревом!), провел ладонью вдоль моего тела. Мелкие искорки бытовых чар в огненном исполнении очистили и просушили.
