— Вы же, кажется, задаетесь вопросом, когда вас начнут учить чему-нибудь интересному — вот на четвертом витке всё интересное и начнется.
Невозмутимость ректора выводила меня из себя — в конце концов, несмотря на то, что он выглядел бесстрастной каменной глыбой, я чувствовала, что внутри он веселится. И от этого я злилась еще больше — ну как, как можно быть таким бессовестным и привлекательным одновременно?!
И, даже если забыть про целителей — целителей, простите меня темные боги! — то мне, может, просто нужны эти уплывшие из-под носа три года в безопасном месте.
И пусть я собиралась определиться, что дальше делать с этой жизнью, куда раньше, всё равно — это не давало ректору права так беспардонно вмешиваться в мои планы!
Права, ох, права была старая Альба, в очередной раз мелькнула мысль — и на границе реального и потустороннего послышался ехидный дребезжащий смешок.
— Вы обещали мне защиту! — зашипела я, подобрав, наконец, слова, глядя дракону прямо в наглые желтые глаза — и плевать, что для этого мне понадобилось встать на цыпочки, а ему ссутулиться.
— Вот именно. А потакать вашей лености — не обещал. Четвертый виток, адептка Тереса, и без разговоров! Обменяете учебники, утрясете расписание и сразу приступаете к занятиям!
Мы стояли нос к носу, и кулаки у меня сжимались сами собой от желания поколотить эту бесчувственную глыбу, когда он вдруг усмехнулся:
— Не упрямьтесь, адептка Тереса. Можете рассматривать перевод как законную возможность не дописывать работу, а на четвертом витке вы уже имеете полное право писать, что формулы первого витка — сущая ерунда!
Я закрыла рот, и почувствовала, что глаза у меня стали круглыми, как две кофейные чашки. Он что… он видел мой черновик? Видел тот листок?
Мне захотелось провалиться сквозь пол. Какой позор! Нечего сказать, хороша! Конспиратор, Тьма её побери!
— Вы не имеете права меня заставлять, — прошипела я гадюкой, злясь и на себя, и на ректора с его непрошенным вмешательством в мою судьбу, и на дурацкие бумажки, которые он умудрился заметить, когда его никто не просил.
Я сжала и разжала кулаки и, глядя на дракона исподлобья, сообщила:
— Мне надо закончить работу. У вас все?
Ректор одарил меня долгим гипнотическим взглядом, словно прикидывал, как лучше поступать со строптивыми адептками — зажарить и съесть или связать и сбросить в море с академической башни. Не определился и, разорвав зрительный контакт, направился к двери.
Я последовала попятам, чтобы скорее ее за ним закрыть (и подпереть парой- тройкой заклинаний), а потому, когда дракон неожиданно замер и резко обернулся, врезалась в него, как птица в стекло. Изумленно вскинув голову и открыв рот, сказать я все же ничего не смогла. Бережно обхватившие мое лицо ладони напрочь лишили дара речи.
