— Это зелье, — процедил сквозь зубы Эйнар. — Чтобы не сбежал.
Я только задумчиво кивнула. И то верно! Не привязывать же его! (Потому что не сработает…)
— Есть хочешь? — Я взяла в руки одну из мисок с чем-то зеленым, пюреобразным и на диво вкусно пахнущим. Миска была теплая, не иначе как с подогревом.
— Хочу.
— Покормить?
Я откровенно подтрунивала, но дракон неожиданно покладисто кивнул:
— Покорми.
А вот на крае кровати примоститься не дал. Заставил вскарабкаться к нему на колени и с явным удовольствием утвердил ладони на моих обтянутых штанами бедрах.
— Открой ротик, а-а-а, — пропела я соловьем, от души зачерпывая ложкой ароматное варево.
Эйнар послушно открыл, а потом что-то неуловимо изменилось, у меня перед носом мелькнули клыки, раздался громкий треск, и я круглыми глазами уставилась на обломанный черенок у себя в руке. Дракон смачно, с хрустом пережевал и проглотил деревяшку и уставился на меня с ухмылкой, явно упиваясь моим замешательством.
Я перевела взгляд с огрызка на дракона и обратно и оскорбленно возопила:
— Мне Маргрит сказала — ничего, кроме того, что на подносе не давать!
— Ложка была на подносе, — педантично уточнила подлая рептилия, облизнулась длинным, даже, как мне показалось, раздвоенным языком и сделала вид, что примеривается к зажатому в моем кулаке черенку.
Я насупилась и спрятала деревяшку за спину.
— Хватит! Она мне голову ведь откусит! Вот как ты ложку, так она мне — голову! — Я многозначительно провела ребром ладони по шее.
— Наставникам по уставу запрещено откусывать адептам головы, — наставительно заметил ректор и вздохнул. — Иногда, правда, мы очень расстраиваемся, что кто-то додумался вписать это в устав.
Не сдержавшись, я хихикнула — столько скорби было на мужественном лице, — а потом расстроенно посмотрела в миску.
— Ну и как ты теперь будешь есть?
— А, там в шкафу еще есть ложки, — он махнул рукой в угол, но, когда я вознамерилась встать, удержал.
Я вскинула на Эйнара вопросительный взгляд, и снова провалилась в омут колдовских янтарных глаз, снова попалась на гипнотическую пульсацию зрачка, как рыбка на крючок. Только рыба бьется, пытаясь с него сорваться, а я — застыла, падая в этот взгляд, как в пропасть. А когда расплавленное золото драконьей радужки заполнило весь мир вокруг, а на шею мне легли сухие горячие ладони, я опустила ресницы и разомкнула губы, принимая поцелуй.
Эйнар целовал меня неторопливо, чувственно, даже, можно сказать, вдумчиво, подойдя к процессу со всей основательностью. Он покусывал мои губы, тут же ласкал их шершавым языком, заставляя гореть, то углублялся, то почти полностью отстранялся, щекоча кожу дыханием и невесомыми прикосновениями, а потом снова врывался в мой рот — лишая рассудка, полностью подчиняя себе.
