— Пока не могу. Ешь сам, не смотри на меня.
— Без тебя есть не буду. Совестно, в горло не полезет.
— Я же болею.
— Тем более, надо набираться сил. А они — в калорийной еде.
— Аппетита нет.
— Он приходит во время еды.
— Не могу же я есть через силу.
— Ты не будешь есть, и я не буду — за компанию. Так и помрем оба с голоду в избушке. И Дымка уморим голодом, а он так хотел, чтобы ты отведала его добычи. Неужто тебе не жалко старательного кобелька?
Темные, глубокие глаза девушки слегка потеплели, на лице обозначилась слабая, вымученная улыбка.
— Ты добрый, Алексей, — произнесли ее губы.
— С чего взяла? — смущенно хмыкнул он.
— Слышала, как с собакой разговаривал.
— Подслушивала?
— Просто слышала. «Ешь, Дыма, сладких белочек с вермишелькой…» Так может говорить только добрая душа.
— Не хвали, а то покраснею, — отозвался он грубоватым голосом и пряча от нее растроганные глаза. Справившись со смущением, вскинул голову, заговорил строго: — Короче, так. Не хочешь есть, будем смотреть лодыжку. Кстати, у тебя, случаем, нет темных очков?
— Нет. А зачем они тебе?
— Очень бы сгодились. Глаза могу обжечь. Как на твои ноги гляну, аж слепну. И вообще мне лихо становится. Боюсь, не сомлеть бы во время осмотра.
— Ты же санитар, не мужчина. Сам ведь говорил.
— Говорить-то говорил, но шибко уж ты женственная. Гляну на тебя и мурашки по коже бегут. Так что санитар с мужчиной пластаются во мне друг с дружкой на равных. И никак один другого одолеть не могут.
— Поддержи санитара. Чтобы он победил.
— Пытаюсь, да пока плохо получается. Ладно, снимай свои колготки докуда сможешь, а потом я подсоблю. — И он отвернулся.
Она повозилась за его спиной, шурша тканью и разрешила:
— Можно.
Повернулся к ней и увидел, что колготки сняты до колен, а обнаженное тело прикрыто овчинными полами спальника. Непослушными пальцами стянул колготки совсем и обескураженно вертел их в руках. Спросил:
— Их тоже повесить на гвоздь?
Она усмешливо молчала и, как ему показалось, отчего-то была им недовольна. А он стоял столбом, ничего не понимая, осторожно держа в руке невесомую ткань и покорно ждал указаний.
— Ты женат? — спросила она через время с досадой.
— Женат, — качнул он головой.
— И не знаешь, что с ними делать?
— Я с жены сроду колготки не снимал. Да она бы и не доверила их мне. Пальцы у меня все в заусеницах. Могу ненароком порвать.
— Дай сюда. — Аккуратно свернула колготки тонкими белыми пальчиками и сунула себе под изголовье.
Оглядел лодыжку. Она оказалась несколько припухшей, но не настолько, чтобы подозревать перелом. Начал с осторож-ностью прощупывать.
