-..эм….мистер Рей…
— Да?
— Могу я отнести этот пакет мистеру Хану? — до чего же тяжело было произносить эту простую фразу, в которой не было ничего страшного или скрытного. Казалось, что сердце стучит так громко, что Рей это слышал, когда его бровь снова дернулась, и он криво усмехнулся, кивнув на лестницу:
— Ну, попробуй…
Рей просто ушел, не проронив больше ни звука, зашуршав пакетом и скрываясь снова за лестницей, оставляя меня наедине со своим задыхающимся сердцем, и дрожащими пальцами, сжимающими пакет.
Спокойнее, мои сердечные котята. Не дрожите так. Не мурлыкайте….
Ступеней до второго этажа было 28. А моих шагов до знакомых двухстворчатых дверей было 35…
Я была готова даже считать каждое биение моего взбесившегося сердца, лишь бы только не сходить с ума от собственных мыслей.
И постучалась я в дверь три раза. Пока за эти три удара в дверь, мое сердце сделало сотню ударов, а потом остановилось, словно захлебнувшись от холодного, резкого, знакомого голоса:
— Войди.
Приоткрыв дверцу, я скользнула внутрь, прижимая к себе бумажный пакет с ароматными теплыми булочками, словно пытаясь прикрыть свое сердце от пронзительных черных глаз, которые на меня не смотрели, скрываясь за пеленой черных длинных ресниц.
Мистер Совершенство, хмурил свои черные брови, разбирая какие-то бумаги на столе и совершенно не обращая внимания на меня, жавшуюся у дверей, и вдыхающую его пряный терпкий аромат, который снова оседал на меня, словно густой туман, увлекая в томные дебри. Все в этом кабинете было пропитано Ханом — его бархатом, его золотом, его силой, его властью…даже я.
Я так и стояла у этой двери, не в силах найти в себе смелость, чтобы пройти вперед и заявить о себе, как я представляла, пока шла сюда. Легкая улыбка и взволнованное приветствие, а потом его удивленный взгляд и изогнутая резкая бровь…
Хан чуть дернулся, словно в какой-то миг почувствовал неладное, аккуратно отложив от себя документы, и поднял свою голову, полыхнув черными глазами
…вот только я отступила назад, потому что не было удивления в этой холодной колкой ночи, не было радости. Огнем полыхнула ярость, так, что на щеках выступили его красивые ямочки, но не потому, что Хан улыбался, а оттого, что сжал губы так сильно, что они стали почти бесцветными.
— Какого черта ты здесь делаешь?!..
Вся подготовленная заранее речь и нарисованная в голове мыльная опера о нашем благополучном воссоединении испарилась, словно я не выдумывала ничего все это долгое время, пока шла до него.
